«Раз ты читаешь это письмо, меня уже нет в живых и я не успел сделать все, что наметил на остаток жизни. Мне ужасно жаль, что мы не успели с тобой попрощаться по-человечески. Очень хочу, чтобы ты знал несколько важных вещей, и о каждой из них по порядку.
Во-первых, кто бы и что ни говорил, в чем бы ни пытался убедить, ты стал мне сыном. Пускай не по крови, но стал. Если у меня есть родной сын, то очень хочу, чтобы он оказался таким же, как ты, или стал таким. Доброта, честность, преданность, отзывчивость, способность жертвовать собой ради близких. Каждой чертой твоего характера я горжусь. Твои родители были потрясающими людьми и заложили в тебе самые главные качества.»
— А ты не дал мне их растратить попусту, Юрий Борисович. Это и твоя заслуга. То, кем я стал.
Говорю в пустоту, но надеюсь, что он услышит эти слова. Момент с кровным ребенком опускаю. Не люблю поспешных выводов.
«Завтра начнутся тяжелые времена, огласят завещание. Прошу, не отказывайся так сразу. Только ты сможешь выполнить все, что я написал. Не прошу положить на это остаток жизни, нет. Наоборот, желаю тебе лучшей доли и мирной жизни.
Нет, не могу. Завтра все узнаешь и поймешь. Если я продолжу, наговорю лишнего.»
Так, похоже, Князев сильно волновался, когда писал письмо.
«Во-вторых, особняк, в котором мы жили с тобой, я завещал другому человеку. Надеюсь, ты сможешь меня простить. Но тот, что по соседству, — твой. Его достроили как раз в тот год, когда мы встретились. Отделка там скромная и обстановки почти нет; хочется верить, что это не станет проблемой. Когда ты дойдешь до нужного пункта, искренне верю, что войдешь в положение.
В-третьих, банки переходят в почти полное твое владение. Контрольный пакет акций остается твоим, и десять процентов уходят второму владельцу. Автосалоны и автомастерские были у нас в равных долях. С завтрашнего дня моя доля будет поделена между тремя людьми: тобой, Георгием Зорвотом и еще одним неизвестным. Последнему достанется тридцать процентов, вам — по десять.
Все остальное узнаешь завтра. То, что узнал из письма, — разминка и стартовая пища для размышлений. А пока приступим к последнему, четвертому пункту.