Ангел для Лютого

А вот это уже больно слышать. Но, вспомнив слова пижона, что она сейчас взвинченная, немного успокоилась.

—Ты ошибаешься, я тоже могу чувствовать. Например, боль от предательства. Ты же меня, по сути, предала: молча украла деньги и скрылась. А так же мне ведомы такие чувства как отчаянье и страх, я их испытала, когда не знала, где ты и что с тобой. Скажи, разве я застуживаю такого? Почему другой человек, которого, по сути, ты не знала, стал дороже сестры? Неужели нельзя было сказать мне о своих планах?

— Чтобы ты начала отговаривать? — горько усмехнулась она.

Я смотрела на неё и понимала: сейчас с ней разговаривать бессмысленно, она слышит только себя. Она даже не представляет, как меня подставила, и если бы не Лютов, неизвестно, что бы со мной сделал Андреев. Мда, я вырастила эгоистку. Не знаю, это следствие того, что её так обработали, или же она была такой, а я не замечала. Ладно, поговорю с ней потом, когда любовная лихорадка с неё схлынет.

— Ладно, поговорим об этом позже. Сейчас я прошу тебя только об одном — не делай глупости. Если выкинешь очередной финт, я уже помочь тебе ничем не смогу.

— Можно подумать, ты мне сейчас помогла… — отвечает, скривив недовольно губки. — Я всё равно как в тюрьме.

— Ну, раз так, то, может, мне сказать, что не стоит им напрягаться, а? И тебя выпустить на свободу. Знаешь, Андреев просто жаждет тебя прикопать в лесочке, но до этого он тебя изрядно помучает. Так что, сестрёнка, хочешь на волю?

Она побледнела. Понимаю, что жестоко, но это хоть немного приведёт её в чувства.

— Хорошо, я буду слушаться своих тюремщиков.

Да блин, говорит, словно одолжение делает! Она очень изменилась, сейчас передо мной не моя сестра, а словно другой человек. Поняв, что разговор ни к чему хорошему не приведёт, попрощавшись ней, ушла, иначе можем ещё больше разругаться.

***

Пока ангелок была у сестры, я вызвал Ромашова, тот сел ко мне в машину и с упрёком во взгляде на меня посмотрел:

— Понимаю, с малолеткой, у который крыша поехала, не в кайф возится боевому офицеру.

— Да, блин, вывела меня эта канарейка, самолично придушить готов! Я всё понимаю, обработали девчонку, но, командир, она ещё та заноза в заднице. Даю сто процентов — эта мелкая дрянь всегда такой была, только прятала свою стервозную натуру под личиной невинной овечки. Может, кого-то другого поставишь за ней присматривать?

— А если её убрать захотят? Ты сам понимаешь, что Андреев в этом деле тоже замешен, иначе он не стал так рьяно её искать. Даю сто процентов, что он специально дал возможность Диане слить информацию и деньги перевести. Никогда не поверю, что он сглупил.

— Тут не поспоришь. Ты посмотри, каков жук, думал пыль в глаза пустить, мол, обратился к самому Лютому, жажду найти воровку. А сам сто процентов киллера нанял, чтобы убрать девчонку. Хорошо, что мы тут всё оцепили, никто посторонний не прошмыгнёт. Да и на одну из моих квартир эту дрянь поместили, так что никто не заподозрит, почему вы сюда приехали.

— Вот и я о том же, так что бери канарейку и на время исчезните из города. Общаться будем по спецсвязи.

—Так точно. Только… — замялся наш громила, — командир, не затягивайте с этим, иначе мне понадобится помощь психолога.

— Неправда, ты у нас самый не пробиваемый, так что выдержишь. Тем более ты и психолог хороший, поработаешь с ней заодно. А если дело совсем дрянь будет, поменяй зону интересов. Когда отношения переходят в горизонтальную плоскость, женщине всё видится по-другому.

— Командир, ты сейчас что предлагаешь? Если выведет, переспать с ней?

— А почему бы и нет? Хороший секс тоже лечит.

— Ну, знаешь! — возмутился он. — Я по малолеткам не фанатею, мне женщин в теле подавай, чтобы кровь с молоком. А эта пигалица — смотришь, и накормить хочется, уж больно тощая.

— Тогда корми, чтобы отъелась…

— Не в моих правилах бабам щи варить, это их прерогатива.

— Тогда заставь её готовить, тоже дело…

— Всё бы вам поприкалываться, — махнул он обречённо рукой.

— Ну а ты не ной. Знаешь же, моя фантазия богатая, могу ещё и хлеще вариант придумать.

— Лучше не нужно! Справлюсь.

— Тогда до связи.

Только Ромашов ушёл, вышла моя карамелька. Понятно, ушла раньше, чтоб не поскандалить с сестрой. Жалко мне Милу, но ничем помочь не могу. Да и жалеть не умею, мужиков не принято, ну а баб принципиально не жалел — хватит, раза два обжёгся. Ты им сочувствуешь, а они уже мысленно внуков общих нянчат. А, с другой стороны, нужно как-то контакт налаживать, жена всё-таки.

— Ты как? — интересуюсь, как только села в машину.

— Нормально. — Вновь меня морозит своим безразличием.