На краю стола лежат переданные мне сообщения — Керри все сделала так, как я люблю: срочные на зеленых бумажках, менее неотложные — на желтых, ровными колонками, как карты в пасьянсе. Глаз выхватывает один телефонный номер, и я хмурюсь, перемещая зеленый листок к желтым.
Сидящая напротив девочка ждет ответа, который я не спешу давать. Она говорит, что хочет привлечь к суду своих родителей, как почти каждый подросток на планете. Но она готова сделать это, отстаивая право на собственное тело. Таких дел, когда требуется затратить слишком много усилий и нянчиться с клиентами, я стараюсь избегать, как чумы. Со вздохом встаю:
— Как, ты сказала, тебя зовут?
— Я не говорила. — Она немного подбирается. — Анна Фицджеральд.
Открываю дверь и громко кричу секретарше:
— Керри! Не могла бы ты принести мисс Фицджеральд номер телефона Центра планирования семьи.
— Что? — (Я оборачиваюсь, девочка вскочила с места.) — Планирование семьи?
— Слушай, Анна, вот тебе мой совет. Возбуждать дело против родителей за то, что они не позволяют тебе принимать противозачаточные таблетки или сделать аборт, — это все равно что пытаться убить комара кувалдой. Ты можешь сэкономить свои карманные деньги и сходить в Центр планирования семьи. Они гораздо лучше помогут справиться с твоими проблемами.
Впервые после того, как вошел в кабинет, я по-настоящему смотрю на свою гостью. Вокруг нее наэлектризованным облаком вихрится гнев.
— Моя сестра умирает, и мама хочет, чтобы я отдала ей почку, — горячится она. — Мне почему-то кажется, что горсть презервативов не решит эту проблему.
Знаете, как часто бывает: жизнь вытягивается перед тобой, как дорога с развилкой, и, выбирая одну из них, ты продолжаешь коситься на другую и думать, не совершил ли ошибку. Подходит Керри, в руке у нее — листок бумаги с номером телефона, но я закрываю дверь, не взяв его, и возвращаюсь к столу.
— Никто не может заставить тебя отдать свой орган, если ты этого не хочешь.
— Правда? — Девочка слегка наклоняется вперед и производит подсчет, загибая пальцы. — В первый раз я отдала сестре пуповинную кровь сразу после рождения. У Кейт лейкемия — ОПЛ, — и благодаря моим клеткам у нее наступает ремиссия. В следующий раз, когда она заболела, мне было пять, и у меня брали лимфоциты, три раза, потому что врачам никогда не удается сразу взять сколько нужно. Когда это перестало помогать, у меня взяли для трансплантации костный мозг. Если Кейт подцепляет какую-нибудь инфекцию, мне приходится отдавать ей гранулоциты. Потом она снова заболела, и я должна была дать ей стволовые клетки периферической крови.
Медицинский вокабулярий этой малышки заставил бы устыдиться некоторых моих платных экспертов. Я вынимаю из ящика стола блокнот:
— Очевидно, до сих пор ты соглашалась быть донором для сестры.
Девочка мнется, потом качает головой:
— Никто меня не спрашивал.
— Ты говорила родителям, что не хочешь отдавать почку?
— Они меня не слушают.
— Может быть, стоит попробовать сказать.
Она опускает голову, волосы свешиваются на лицо.
— Они меня вообще не замечают, пока им не понадобится моя кровь или еще что-нибудь. Меня бы и на свете не было, если бы Кейт не заболела.
Наследник и резерв: такого обычая придерживались мои английские предки. Звучит бессердечно — заводить следующего ребенка на случай, если первый умрет, — тем не менее когда-то это считалось чрезвычайно практичным. Этой девочке, вероятно, не слишком приятно сознавать, что ее произвели на свет с умыслом, но правда состоит в том, что детей сплошь и рядом заводят по совершенно нелепым причинам: чтобы склеить разваливающийся брак, чтобы не пропало семейное имя, чтобы воспроизвести родительский образ.
— Они родили меня, чтобы я могла спасти Кейт, — объясняет Анна. — Ходили к разным врачам и все такое и выбрали эмбрион, который лучше всего подходил по генетике.
В школе права нам читали курсы по этике, но студенты относились к ним как к проходным, оксюморонам, я обычно их пропускал. Однако любой, кто периодически смотрит Си-эн-эн, знает, какие противоречия вызывают исследования стволовых клеток. Дети-запчасти, сконструированные младенцы, наука, нацеленная в завтра во имя спасения живущих сегодня.
Я постукиваю ручкой по столу, и Джадж — мой пес — бочком подходит ближе.
— Что случится, если ты не отдашь сестре почку?
— Она умрет.
— И тебя это не волнует?
Губы Анны вытягиваются в струнку.
— Я ведь пришла сюда, верно?
— Да, пришла. Я пытаюсь понять, что заставило тебя наконец топнуть ногой после всего пережитого.
Она обводит взглядом книжные полки и отвечает просто и ясно:
— То, что это никогда не прекратится. — Вдруг, будто о чем-то вспомнив, засовывает руку в карман и кладет мне на стол кучку смятых банкнот. — Не беспокойтесь, я вам заплачу. Здесь сто тридцать шесть долларов и восемьдесят семь центов. Я знаю, этого мало, но придумаю, как достать больше.
— Я беру по две сотни за час.
— Долларов?