Ангел для сестры

Анна – единственное доказательство, что я родился в этой семье, а не был оставлен на пороге какими-нибудь Бонни и Клайдом, которые после этого скрылись в ночи. На поверхности мы с ней полные противоположности, а внутри совсем одинаковые. Люди думают, будто знают, что получают, и всегда ошибаются.

Да пошли они все куда подальше! Эти слова могли бы татуировкой проявиться у меня на лбу, столько раз я мысленно произносил их. Обычно я нахожусь в пути, гоняю на своем джипе, пока у меня легкие не отказывают. Сегодня я несусь на скорости девяносто пять миль в час по шоссе 95. Играю в шашечки на дороге, сшивая шов. Люди орут на меня из-за стекол машин, я показываю им палец.

Если бы я перескочил на джипе ограждение набережной, это решило бы массу проблем. Нельзя сказать, что я об этом не задумывался, вы понимаете. В моих правах написано, что я – донор органов, но, по правде говоря, меня правильнее считать смертником органов. Я уверен, что гораздо ценнее буду мертвым, чем живым, – сумма частей больше, чем целое. Интересно, кто будет разгуливать с моей печенью, легкими, может, даже яйцами. Интересно, какому бедному ослу достанется то, что считается во мне сердцем.

К своему огорчению, я выхожу из игры без единой царапины. Сворачиваю на съезд и качу по Алленс-авеню. Тут есть тоннель, в котором я наверняка найду Дюрасела Дана. Это бездомный чувак, ветеран Вьетнама, который б'oльшую часть времени проводит, собирая выброшенные в мусор батарейки. Какого черта он делает с ними, я не знаю. Он их вскрывает, это мне известно. Говорит, что ЦРУ прячет сообщения для своих оперативников в батарейках «Энерджайзер» типа АА, а ФБР предпочитает «Эвридейс».

У нас с Даном уговор: несколько раз в неделю я приношу ему еду из «Макдоналдса», а он взамен следит за моим добром. Я застаю своего приятеля скрючившимся над книгой по астрологии, которую он считает своим манифестом.

– Дан, как дела? – спрашиваю я, отдавая ему бигмак.

Бродяга прищуривается.

– Луна будоражит Водолея. – Он сует в рот кусочек картофеля фри. – Не надо было мне вылезать из постели.

У Дана есть постель? Это для меня новость.

– Сочувствую. Мое барахлишко на месте?

Он кивает в сторону стоящих за бетонной колонной бочек, где держит мои вещи. Доисторических времен кислота, которую я стянул из химической лаборатории в старшей школе, не тронута, в другой бочке – опилки. Я сую набитую ими наволочку под мышку и тащу ее к машине. Рядом с дверцей меня поджидает Дан.

– Спасибо.

Бродяга прислоняется к тачке, не давая мне залезть внутрь.

– Для тебя передали послание.

Хотя все, что вылетает изо рта Дана, – полная чушь, живот у меня скручивает.

– Кто?

Он смотрит на дорогу, потом на меня.

– Сам знаешь. – Пригнувшись ближе, шепчет: – Подумай хорошенько.

– Это послание?

– Ага, – кивает Дан. – Оно. А может, поддай хорошенько. Я точно не уверен.

– К этому совету стоит прислушаться. – Я слегка отпихиваю Дана, чтобы сесть в джип.

Бродяга совсем легкий, хотя с виду и не скажешь, словно все, что было у него внутри, давным-давно израсходовано. В таком случае удивительно, как это я сам до сих пор не улетел в облака.

– Позже, – говорю я Дану и еду к складу, который приглядел.

Я ищу места, похожие на меня самого: большие, пустые, всеми забытые. Это расположено в районе Олнивилла. Раньше на складе хранилось оборудование для экспортного бизнеса. Теперь он стал прибежищем для разросшегося семейства крыс. Я паркуюсь в отдалении, чтобы никто не заметил мою машину. Сую набитую опилками подушку под куртку и вылезаю.

Оказывается, я кое-чему научился у своего старого доброго отца: пожарные с большим мастерством проникают в такие места, где им не положено быть. Вскрыть замок не составляет труда, а дальше нужно только решить, с чего начать. Прорезаю дыру в наволочке и рисую опилками на полу инициалы: «ДБФ». Потом поливаю буквы кислотой.

Впервые я делаю это в разгар дня.

Достаю из кармана пачку «Meрит», разминаю сигарету и сую ее в рот. В зажигалке почти не осталось газа: надо не забыть заправить. Докурив, я встаю, делаю последнюю затяжку и бросаю хабарик на опилки. Знаю, они займутся быстро, поэтому к выходу бегу, а за спиной у меня вырастает стена огня. Спасатели, как и все остальные, станут искать причину. Но от этой сигареты и моих инициалов следа не останется. Пол под ними расплавится. Стены покорежатся и рухнут.

Первая пожарная машина подъезжает к зданию в тот момент, когда я, вернувшись к джипу, достаю из багажника бинокль. Огонь уже сделал свое дело – сбежал. Стекла в окнах лопнули, вверх поднимается столб черного дыма, затмение.

Впервые я увидел маму плачущей, когда мне было пять лет. Она стояла у окна на кухне и притворялась, что не плачет. Только-только взошло солнце, похожее на раздутый узел.

– Что ты делаешь? – спросил я.

Прошло много лет, прежде чем я понял, что услышал ее ответ неправильно. Она сказала «горюю», а не «грею», и речь шла вовсе не о завтраке.