Ангел для сестры

Джулия дергает ручку, стучит в окошко с дымчатым стеклом, похожее на почтовую марку. Я чувствую, как на лбу у меня выступает пот.

– На этот раз ты не убежишь, – кричит она через дверь. – Я останусь здесь и буду ждать.

– Все равно я занят! – ору я в ответ; Джадж тычется головой мне в ноги, я запускаю пальцы в густую шерсть у него на загривке. – Полный порядок, – говорю я псу и, повернув голову, смотрю в пустоту помещения.

Джесс

То и дело я противоречу сам себе и верю в Бога, как вот, например, сейчас, когда застаю на ступеньках у дома какую-то безбашенную девицу, которая встает и спрашивает, не знаю ли я Джесса Фицджеральда.

– Кто спрашивает?

– Я, – отвечает она.

– Тогда он перед вами, – улыбаюсь я ей милейшей улыбкой.

Позвольте сделать небольшое отступление и сказать: она старше меня, но с каждым новым взглядом это становится все менее важно. У нее волосы, в которых я мог бы заблудиться, а губы такие мягкие и пухлые, что я с трудом отрываю от них взгляд для продолжения осмотра. У меня просто руки чешутся от желания прикоснуться к ее коже, даже на обычных местах, просто чтобы проверить, действительно ли она такая нежная, как кажется.

– Я Джулия Романо, – представляется девушка, – опекун от суда.

Скрипки, запиликавшие было у меня в голове, взвизгнув, смолкают.

– Это что-то вроде копа?

– Нет. Я адвокат и работаю вместе с судьей, чтобы помочь твоей сестре.

– Вы имеете в виду Кейт?

Ее лицо слегка мрачнеет.

– Я имею в виду Анну. Она подала иск об освобождении от родительской опеки по медицинским вопросам.

– Ах да. Знаю.

– Правда? – Кажется, это ее удивляет, будто Анна скупила весь запас непослушания, имеющийся на рынке. – Ты, случайно, не знаешь, где она?

Я смотрю на дом, темный и пустой.

– Я своей сестре не охранник, – отвечаю я, а потом улыбаюсь. – Если хотите подождать, может, зайдете и посмотрите мои гравюры?

Это шок, но она соглашается:

– Неплохая идея. Мне хотелось бы поговорить с тобой.

Я прислоняюсь к двери и складываю на груди руки, чтобы бицепсы заиграли. Одариваю ее улыбкой, от которой замерла бы на месте половина женской популяции Университета Роджера Уильямса.

– У вас есть планы на вечер?

Она смотрит на меня так, словно я заговорил на греческом. Нет, черт, греческий она, наверное, поняла бы! На марсианском. Или на гребаном Вулканском[28].

– Ты приглашаешь меня на свидание?

– Пытаюсь, черт возьми!

– И у тебя ничего не выходит, черт возьми, – ровным голосом отвечает она. – Я тебе в матери гожусь.

– У вас фантастические глаза. – Под глазами я подразумеваю титьки, но какая разница.

Джулия Романо выбирает этот момент, чтобы расстегнуть пиджак, отчего я смеюсь во весь голос.

– Давай поговорим здесь.

– Без разницы, – отвечаю я и веду ее наверх, в свои апартаменты.

Учитывая, как обычно выглядит мое жилище, сейчас тут не так уж плохо. Посуда на столе стоит всего день или два; просыпанный сухой завтрак выглядит не так ужасно по возвращении домой в конце дня, как разлитое молоко. Посреди пола стоит ведро, лежит коврик, на нем – канистра с бензином; я занимаюсь изготовлением факелов. Везде валяется одежда, некоторые вещи искусно прикрывают следы протечек из моего самогонного аппарата.

– Ну, как вам? – Я улыбаюсь. – Марте Стюарт[29] понравилось бы, да?

– Марта Стюарт сделала бы тебя своим жизненным проектом, – бормочет Джулия.

Она садится на диван, подскакивает и стряхивает с брюк горсть картофельных чипсов, которые – о боже! – успели оставить жирные отпечатки в форме сердца на ее милой попке.

– Хотите выпить? – Не думайте, что мама не учила меня манерам.

Джулия оглядывается и качает головой:

– Я отключусь.

Пожав плечами, я достаю из холодильника банку пива «Лабатт».

– Значит, на домашнем фронте произошел небольшой прорыв?

– А ты не в курсе?

– Пытаюсь не быть.

– Как так?

– У меня это лучше всего получается. – Усмехнувшись, я с удовольствием прикладываюсь к банке пива. – Хотя за этим всплеском я бы с радостью понаблюдал.

– Расскажи об Анне и Кейт.

– Что вам рассказать? – Я плюхаюсь на диван рядом с ней, слишком близко. Специально.

– Какие у тебя с ними отношения?

Я нагибаюсь вперед:

– А что, мисс Романо, вы спрашиваете, не изображаю ли я из себя милого братца? – Она только моргает, тогда я эффектно завершаю: – Они переживут меня, как и все остальные.

Этот ответ, должно быть, заинтересовал ее – она что-то записывает в маленьком белом блокноте.

– Как тебе жилось в этой семье?

В горле рождается десяток хлестких ответов, но наружу появляется темная лошадка.