Ангел Габриеля

— По-моему… по-моему, вы рассержены, Петр, и мне сдается, что ваш гнев направлен не на тот объект. Христофор… Это ведь Христофор увел группу, помешав им заниматься тем, чем положено, я же пытался снова привлечь их внимание к нашему проекту. Я сделал то, что сделал, — и давайте признаем, что я лишь на миг ускорил неизбежное, — для того, чтобы сфокусировать внимание группы на важных материях. Ведь это как раз то, чем мы тут занимаемся, это и есть содержание нашего проекта, цель которого в том, чтобы чистить наших подопечных и помочь им. Думаю, в ходе данного процесса могут возникать самые различные чувства, но мы должны четко понимать, чем они вызваны, прежде чем руководствоваться ими…

— Я глубоко разочарован в вас и разгневан, а сделанное вами мне отвратительно. Думаю, это вполне уместная и здоровая реакция на ваш поступок. И мне кажется, что вы не способны осознать свои действия, свои обязанности, а также свой моральный долг. Так что для вас положительный момент изгнания в том, что у вас будет целая вечность для размышлений. А для нас? Нам, по крайней мере, больше не придется выслушивать ваше нудное, вялое и бездушное суесловие. Вы изгоняетесь.

Петр посмотрел на озеро. После секундной паузы Клемитиус медленно побрел к черной глади воды. Дойдя до берега, он заколебался.

— Что с ним будет дальше? — спросила шепотом Джули.

— Никто не знает наверняка, — ответил Христофор. — Он будет жить на земле, хотя в другом обличье.

— Может, он превратится в корову? — подала голос Ивонна.

Все посмотрели в ее сторону.

— Я просто спросила, — пояснила она. — На мой взгляд, в нем всегда было что-то коровье.

Клемитиус шагнул в воду, и небо стало затягиваться тучами. Он шел вброд, пока не скрылся под водой. Он ни разу не оглянулся и исчез почти без ряби. Через несколько секунд толпа начала расходиться. Габриель и остатки их группы стояли тихо, пока не остались единственными на лужайке.

Петр подошел к ним.

— Мне казалось, это буду я, — сказал Христофор.

— Что теперь? — спросила Ивонна.

— Ничего, — ответил Петр. — Вы, к сожалению, мертвы.

Габриель уставился на озеро, Ивонна смотрела себе под ноги.

— Джули не мертва, — заметил Христофор.

Джули покраснела:

— Уверена, это лишь вопрос времени.

— В чем дело? Почему так? — вознегодовал Габриель. — Вы же сами только недавно сказали, что жизнь бесценна и по ней нельзя бить молотком.

Майкл и Линн уже прослушали три диска и одну кассету со сборником Дэвида Боуи, группы «Клэш» и какими-то очень старыми композициями в стиле соул. Линн рассказала Майклу, что Джули сама записывала кассеты для людей, которые ей нравились, но не всегда их отдавала.

— Почему?

— Потому что ей нравилось слушать их самой, разумеется.

— Понятно. А что это за диск Пола Квинна?

— Ах этот, она его обожала. Покупала всем, кого знала.

— Но мне почему-то не купила, — буркнул Майкл.

— И зря.

Майкл вставил диск в проигрыватель. Глубокий, звучный голос запел: «Will I ever be inside of you?»[126] Майкл слушал. Казалось, песня никогда не кончится: прошло шесть, семь, восемь минут. Звук был чистым и темным: пульсирующая электрогитара, замысловатые оперные вставки. Красивые созвучия. Снова гитара. Какой великолепный голос. «В то время на земле», — проникновенно заливался певец.

Майкл уже слышал эту песню в автомобиле — она куда больше подходила к темному небу над городом, чем к маленькой, тесноватой палате. Он представил, что снова находится на улице, прохладный воздух слегка холодит ему лицо. Вот он в парке. Лежит на спине, смотрит на звезды, слушает музыку вместе с Джули, а она рассказывает ему, как впервые услышала ее и почему ей так важно, чтобы у всех ее знакомых была эта запись. Хорошая песня. Майкл даже стал притопывать ей в такт.

И тут он услышал какой-то звук, словно кашлянул ребенок. Он посмотрел на Джули, а та посмотрела на него.

Сильно сократившаяся группа стояла на берегу, они молча смотрели на черное озеро: облака над ним рассеялись и оно снова озарилось неярким светом, характерным для ранней осени. Ветерок стих. Было ни тепло, ни холодно. Все точно так же, как в первый раз, только теперь у них больше не было тоненькой, призрачной надежды.

— Мне жаль, — тихо сказал Петр, — но мы ничего не можем поделать. Таков порядок вещей, и смерть — это всего лишь смерть. Она случается каждый день. И нам трудно воспринимать ее как… в общем, так, как это делаете вы. Как нечто плохое. — (Габриель смотрел на него. Слезы катились у него по щекам.) — Я вправду очень сожалею.

И он не обманывал. Это была всего лишь смерть, причем не смерть счастливого человека, которая имеет для ангелов особое значение, непонятное тем, кто живет на земле. На Небесах жизнь воспринимается как нечто временное, тогда как на земле это ощущение утрачено многими. Ангелы ожидают, что жизнь будет сиять, и они ожидают, что люди будут ею наслаждаться. Конечно, они осознают, что многие не могут этого сделать — например, голодные и больные. Но чаще всего это легко достижимо, и если вы упускаете такую возможность, то, с точки зрения ангелов, это уже ваша роковая ошибка.