Ангел Габриеля

Лица у всех посерьезнели. Элли показалось, что в комнате стало темнее, — наверное, сгустилось облако переживаний. Клэр принялась водить датчиком по животу Элли, ища изображение, которое требовалось доктору Самани. Это удалось без особых усилий.

— Прекрасно, — произнес доктор. — А теперь, Элли, мы проникнем внутрь…

Элли глубоко вздохнула, закрыла глаза и почувствовала успокоение оттого, что он сказал «мы».

Через час Элли уже сидела в машине рядом с Сэмом, который ехал по Лондону со скоростью тридцать миль в час,[112] навлекая на себя всевозможные проклятия со стороны других автомобилистов. Элли смотрела прямо перед собой и пыталась представить себе два эмбриона, Лолу и Люка, уютно устроившихся в толстом эпителии матки. Эти имена Элли с Габом придумали в шутку лет пять назад. Люк был назван в честь какого-то игрока «Челси». Имя Элли понравилось, хотя сам Люк с тех пор успел покинуть «Челси». Имя Лола однажды пришло в голову Элли, когда они с Габом играли в имена, лежа в постели. Если когда-то они после секса выкуривали вместе сигарету, ели пиццу, делились приятными воспоминаниями или просто спокойно засыпали, то теперь называли свои любимые имена на каждую букву алфавита. С того самого раза, заговаривая о своих предполагаемых детях, Элли и Габ называли их Люк и Лола. Так называла она их и теперь.

Иззи и Мойра сидели рядом на заднем сиденье, так же как в детстве.

— Ты хорошо себя чувствуешь, милая? Сэм не слишком быстро едет?

— Все прекрасно.

— Я не могу ехать еще медленнее.

— Знаю. Можешь представить себе, какими словами ругал бы тебя Габ, случись ему ехать сзади?

Она сказала так, потому что ей требовалось услышать его имя. Она нуждалась в воспоминании о нем, везя домой их пока еще не рожденных детей. Затем она мысленно вернулась к заботам текущего дня — заботам, которые должны заставить ее жить дальше.

По возвращении домой она отдохнет, потому что это необходимо, а затем позвонит в больницу. Предстоит уладить много проблем: прежде всего решить вопрос с похоронами; кроме того, завтра наконец прилетает его мать, и Элли придется как можно деликатнее объяснить ей, что она не хочет, чтобы та останавливалась у нее. Потом она снова отдохнет, а затем позвонит на свою работу и выяснит, на сколько дней ее отпускают. И еще надо найти денег… только как? И почему с работы Габриеля до сих пор никто не позвонил? Она оставила им сообщение на следующий день после аварии, но никто не перезвонил. Даже карточки не прислал.

— Столько всего нужно сделать, — пробормотала она.

— Когда мы приедем к тебе, ты немного отдохнешь, мы выпьем по чашке чая и решим, что нужно сделать. Хорошо, дорогая?

— Хорошо.

Повисла пауза, и все, кроме Элли, задержали дыхание при переезде через «лежачего полицейского».

— Как вы думаете, Бог есть? — задала вопрос Элли.

— Не знаю, милая… а что думаешь ты? — спросила Иззи, переключаясь на режим психиатрической медсестры.

— Я тоже не знаю, но именно в таких случаях начинаешь понимать, почему мы его придумали.

— И почему же? — спросила Мойра.

— Потому что, кроме него, больше некого винить.

— Ну… — начал Сэм, чувствуя, что взгляд Иззи вот-вот прожжет ему затылок, — можно посмотреть на это дело и с другой стороны.

— Лучше молчи, Сэм, — пригрозила ему Иззи.

— Что ты хотел сказать? — не поняла Элли.

— Может, мы придумали его, потому что иначе нам некому было бы сегодня молиться за Лолу и Люка?

И Элли в очередной раз вспомнила, почему ей всегда нравился Сэм.

42

Настроение у Майкла и Джеймса было совершенно разное. И чем дальше они удалялись от Лондона и чем ближе подъезжали к Нориджу, тем очевиднее становилась эта разница.

Майкл с самого начала был напряжен. Он успел привыкнуть к установившемуся за последнюю неделю ежедневному ритуалу, и чем дальше от него становилась палата Джули, тем более разреженным казался ему окружающий воздух. Пару раз он был близок к тому, чтобы попросить Джеймса развернуть машину и вернуться назад, однако сдержался. В конце концов, он сам взял на себя эту странную миссию и теперь, вцепившись в подлокотник и глядя в окно, убеждал себя, что только это и может сделать, чтобы хоть сколько-нибудь помочь Джули. Ничего не предпринимать, оставаться в палате и смотреть на ее почти безжизненное тело значило бы проявить пассивность и эгоизм. По крайней мере, рассуждал он, направляясь в Норидж, он не просто сидит и ждет, когда она умрет. И ему вдруг пришло в голову, как это бывает с перетрудившимися или переволновавшимися людьми, что он и так потратил слишком много времени в ожидании того, чтобы начать жить.

Между тем Джеймс настроился на волну радиостанции «Мэджик Эф-Эм» и принялся делиться с Майклом своими соображениями, по мнению Майкла совершенно неуместными, относительно группы «Аларм». Джеймс был счастлив, что покинул Лондон и особенно больницу, — мысленно он уже выступал на сцене «Аполло».[113] Любого «Аполло». Он не удосуживался хорошенько поразмыслить о том, что должно произойти между его возвращением в Норфолк и концертом в «Аполло», но подробные планы никогда не были его сильной стороной.