«Хорошо говорит, — отметил старик. — Учительская манера: внушает уже самой постановкой вопроса. Значит, то, что я встал в ряды, — уже честь».
— Нужно было проявить себя с лучшей стороны, — произнес он вслух, громко.
Дети молчали послушно и внимательно: ждали откровений. Каких откровений, умницы?
— Разумеется, — подбодрил учитель. — А что вы лично для этого сделали?
— Учителя своего разоблачил, — медленно и злорадно ответил Л'оро, глядя в блекнущее, застывшее педагогическое лицо. — Придирался ко мне очень мой школьный учитель. Незаслуженно, — я-то — хороший, не зря ведь потом канал доверили строить. Куда уж лучше? А кто может зря придираться к хорошему человеку? Ясно — враг. Ну, я и стал за ним следить: за каждым словом, за каждым поступком. Виима-а-тельно. Разоблачил в конце концов, оказалось, и вправду — враг. А меня за это — как сейчас помню! — на канал.
Воспитатели ушли, увели с собой детей.
— Зачем ты так? — упрекнул собеседник.
— А как надо было? — рассердился старик. — Правду сказать? Нужна им наша правда! А ложь, все равно, что та, что другая — ложь. Так какая разница?
Собеседник бесшумно вышел из комнаты, неслышно прошел в санузел и даже там умудрился обойтись без лишних звуков.
— Ты пойди в кухню, — сказал ему старик, не открывая глаз. — Там еды много. Поешь. Мне больше не надо.
Мусоровоз в час урочный увез содержимое урн. Я на трубе водосточной сижу, играю ноктюрн. Сверху смотрю я на малых сих, тех, что внизу, людей. Гвозди бы сделать из всех из них — много бы было гвоздей!
У Л'оро имелись когда-то хорошие шансы на простую и легкую жизнь. К призыву у него было образование, три курса. Не бог весть что, но на безрыбьи, — а безрыбье тогда было крепкое, — он мог бы надеяться и даже, пожалуй, рассчитывать. Стариком он, конечно, тогда не был, какой уж там старик — двадцать один год. Опасный апостроф после первой буквы в древнем родовом имени он незаметно опустил, и звали его все просто Лоро, безобидным простеньким именем, которое в переводе с малоизвестного диалекта означало «попугай». В армию Лоро шел с охотой, все равно служба была делом обязательным, а за время ее, — так он думал, — возможно, рассеются сами собой неприятности, накопившиеся к двадцати и одному его году стараниями его собственными, окружающих и времени.
Время шло сложное.
На сборном пункте, раскладывая личные дела призывников по потребной системе, спросил его заезженный работой капитан:
— Родственников за границей не имеете?
Он помолчал тогда самую малость и ответил: «Имею», — скрывать не приходилось, слишком легко все можно было проверить: только папку раскрыть.
Капитан, потеряв к нему всякий интерес, переложил листочек в какую-то отдельную стопку, назвал номер команды, к которой Лоро был отныне прикреплен. Ему надлежало этой команды держаться и с ней двигаться, когда и куда скажут. На канал. На полжизни или на всю жизнь — как это вышло для многих. И все.
Он вышел тогда от капитана, сел у громадного забора на подвернувшееся бревно, достал из карманов сигареты и книжку одного старого и очень неглупого философа. Эту книгу можно было читать бесконечно и каждый раз с разными мыслями. Когда не хочется думать о конкретном, сегодняшнем, золотое средство — читать умные книги — голова занята. Поэтому он закурил и стал читать. Читал и думал, думал и читал, искал и находил. Вокруг себя он ничего не видел, пока читал, и его это устраивало.
— Слышь, парень! — услышал он через некоторое время и поднял глаза.
Перед ним стояли трое. Велик сборный пункт, несколько тысяч человек собрались и свободно разместились на его территории, но — велик пункт — всегда есть место, где можно пристроиться так, чтобы никто не мешал. Этим троим никто не мешал: они отгородили Лоро от всех тысяч людей вокруг. Выглядели они энергично и разговаривали убедительно.
— Слышь, парень, — повторил самый костистый из троих. — Тут вот земляк, отслужил уже, домой едет, а не в чем. Что ж ему в этом рванье старушке-маме показываться? — он кивнул на скромно потупившегося второго, невысокого и коренастого. Продолжил: — Так ты с ним давай шухнись, пальтишко на его фуфайку. В армии гражданку все равно отберут, форму тебе выдадут. А в фуфайке даже еще и лучше, не простынешь, пока доедешь. Ночи-то сейчас холодные.
Третий из трех — он все стоял за спиной Лоро — глупо хихикнул неизвестно чему.
— Ну да, — сказал Лоро, — понятно.