Ангел-искуситель

Татьяна, как обычно, тут же нашла выход из положения. А почему, в самом деле, нельзя этих туристических клиентов в Татьянин офис пригласить? Марина сама сказала, что только первая встреча должна быть … общего плана. Один раз я туда съезжу – вот, кстати, с учетом дороги и цена окажется вполне реальной, уж никак не больше пятидесяти евро в час. А там – послушаю их вопросы, сгруппирую их… а вот узконаправленные беседы с узкой группой заинтересованных вполне можно и… В группе – человека три-четыре, не больше… Татьянины сотрудники в обед у кофейного столика могут собраться, а мы пока в другом конце комнаты устроимся – как раз в час и уложимся… Я и цену с удовольствием снижу – так что такой вариант всех должен устроить… А что это мы так быстро доехали?

Мне очень хотелось рассказать Татьяне о ходе своих рассуждений по поводу Марининого предложения, но она, похоже, о нем уже забыла. Дома она принялась бегать из угла в угол, явно накручивая себя перед завтрашней поездкой к родителям. Ладно, главное – идею насчет своего офиса она мне подбросила, детали я уже и сам как-нибудь проработаю. Да чего она опять заранее нервничает? Все будет отлично. Я прекрасно помню, что мы едем к ним мириться…

И тут она заявила мне, что хочет поговорить со мной о чем-то другом. Она сказала это таким тоном, что я понял, что мне лучше присесть. Когда Татьяна начинает подбирать слова, обычно это не сулит мне ничего хорошего.

Когда Татьяна заговаривает о том, что мы – взрослые люди, обычно это значит, что ей в голову взбрело нечто, что даже детской глупостью не назовешь.

Когда Татьяна заговаривает о спокойном и откровенном обсуждении, обычно это значит, что меня опять ждут шарады, разгадать которые можно только упорством и терпением.

Когда Татьяна заговаривает о наших отношениях, обычно это значит, что она приплела к ним кого-то третьего, как было тогда с Мариной.

Когда Татьяна заговаривает о неодобрении людей, обычно это значит, что она только что пообщалась … или собирается пообщаться с родителями.

Когда Татьяна заговаривает о том, что было бы разумно…

Нет, я больше не могу! Когда Татьяна начинает говорить таким тоном, разумность там в десятикилометровом радиусе не найдешь!

Я попросил ее высказаться попроще и покороче. Сегодня я уже заметил, что короткие фразы как-то быстрее до сознания доходят.

Она высказалась: «Пока. Надеюсь. Не знаю». Просто и коротко. До сознания дошло быстро – но не задержалось там. Пришлось попросить ее уточнить.

Когда она уточнила, я вдруг понял, что чувствуют люди, когда посреди переливающегося всеми цветами радуги сна о райском острове они вдруг осознают, что это – всего лишь сон. Они все еще видят буйство красок и блики солнца на тихой глади залива; они все еще слышат щебет райских птиц и тихий шорох волн; они, возможно, даже ощущают божественные запахи невиданных цветов и мягкую шелковистость песка под ногой… Но это – сон. Всего этого на самом деле нет. И никогда не будет…

Все это время, пока я добивался этой невероятной женщины, я ни разу не задумался о том, а что же будет дальше. Мне казалось, что главное – завоевать ее, заинтересовать ее, заставить ее понять, что никто и никогда не сможет любить ее больше, чем я; а потом – мы будем вместе и счастливы.

Но я забыл, что люди иначе видят это потом. Я забыл о том, что она – человек; я забыл о том, что она – человеческая женщина; я забыл о том, что одной моей любви ей окажется недостаточно. Ей захочется, чтобы из этой любви выросло еще что-то. Кто-то. Что со мной было совершенно невозможно.

Я еще раз прокрутил в памяти все материалы, которые я прочитал у нас, наверху, перед возвращением на землю. Да, там было довольно много случаев, когда ангелы женились или выходили замуж за людей. И жили с ними долгую и счастливую жизнь. Счастливую ли? Во всех тех материалах не было ни единого – ни единого! – упоминания о детях, родившихся в таких семьях. Читая о них, я даже не задался таким вопросом. Это было совершенно естественно.

Что могло бы выйти их таких полукровок? Что могли бы унаследовать они от своих ангельских родителей? Как бы вписались они в человеческую жизнь с таким наследством? Что пришлось бы нам делать с ними в конце этой жизни? Они могли бы дать нам уникальный опыт общения с людьми – но с ними-то что делать? Брать к себе – где гарантия, что они окажутся готовы? Очистить их память и отправить назад на землю – как контейнер, который после разгрузки опять готов к приему интересных сведений? Как подопытных кроликов – если память их до конца не очистится? Нет уж – такие эксперименты чреваты непредсказуемыми осложнениями. Не говоря уже о моральной стороне. И потом – нам и с людьми возни хватает…