– Нет уж, – улыбнулась я, – давай я ужин приготовлю. А ты пока в душ сходи. Ты ведь и там неделю не был.
Он заколебался и вдруг поднял на меня подозрительно прищуренные глаза.
– Что, опять решила, что я что-то не так сделаю?
– Нет, – ответила я, – мне просто хочется приготовить тебе ужин.
Я сказала это, не раздумывая – так, как чувствовала. Он, по-моему, растерялся – буркнул что-то, потоптался на месте и как-то бочком вышел в коридор. Да? А как у меня постоянно почву из-под ног выбивать? Я подумала, что не все, наверное, первые побуждения нужно подавлять.
За ужином, глядя на его разомлевшее лицо, я вспомнила о необходимости расширения его кулинарных познаний.
– Может, кусочек мяса попробуешь? Смотри – совсем тоненький. А то я что-то так много его купила…
– Татьяна… – начал он.
– А вот Анабель…, – продолжила я.
– То – Анабель, а то – я, – решил он закончить дискуссию неопровержимым аргументом.
– Могу ли я надеяться, – произнесла я нежно, – что примерно через пять лет ты рискнешь … попробовать … понюхать…
– Татьяна, не дави на меня, – рявкнул он.
Слава Богу! А то от его покладистости у меня уже мороз по коже шел.
Чтобы доказать ему, что я не боюсь доверить ему никакое из домашних дел, после ужина я оставила его мыть посуду и пошла пока в ванную. В прошлый раз я принимала ванну до того, как его вызвали на небесный допрос, и всю эту неделю только в душ ходила. По-моему. Мне очень хотелось смыть с себя всю эту нервотрепку, все это состояние неуверенности-злости-обиды-смирения, которые въелись мне в кожу, как черничный сок.
Судя по всему, я задержалась в ванной. А может, он забыл за эту неделю, что ванна у меня растягивается на час-полтора. Когда я вышла оттуда, источая каждой клеточкой своего тела глубокое довольство всем миром, прямо у двери я наткнулась на него – источавшего каждой клеточкой своего тела не менее глубокое … и громко пыхтящее возмущение.
– У тебя вообще совесть есть? – прошипел он. Если бы взгляды имели материальную силу, меня бы, наверное, назад к умывальнику отбросило.
– Что случилось? – спросила я, замирая от ужасного предчувствия. Грохота бьющейся посуды я, по-моему, не слышала, но я ведь и не прислушивалась…
– Ты там … опять целый час … и ни звука! – завопил он под конец.
– Да что я – утону, что ли, в этой ванне? – от облегчения я рассмеялась. И это было моей ошибкой.
Он выпрямился и принялся чеканить каждое слово: – Имей в виду … хоть я раньше такого и не делал… – Он запнулся, видимо переводя дыхание, – но если ты будешь … по три часа там торчать … я
А вот это уже не смешно.
– Ты, что, совсем с ума сошел? Это же – ванная, что там со мной может случиться?
– Не знаю, – рявкнул он опять, и на меня опять накатила волна чего-то уютно знакомого. – Новые обязанности не отменили моей главной задачи. Тебя хранить. А для этого я должен знать, что с тобой происходит. Я тут … чего только … не передумал…
Он обхватил меня за плечи и крепко прижал к себе. Ну вот – это совсем другое дело! Дома, не на глазах у половины города я совсем даже не против обниматься… О, и целоваться тоже можно… Ого…
Больше в тот день мы ни о чем не разговаривали. Ха, мелькнуло у меня в голове, он и о том разговоре, начатом в парке, забыл…
*****
Утром в воскресенье, однако, выяснилось, что мы все же разговаривали накануне.
И именно о том, о чем он завел речь в парке.
И я даже сказала ему недвусмысленное «Да» в ответ на предложение выйти за него замуж.
О чем я абсолютно ничего не помнила, выйдя утром на кухню.
Я поинтересовалась, не приснился ли ему этот разговор.
Он спросил, не пытаюсь ли я обвинить его во лжи.
Я сказала ему, что истинными считаются только те ответы, которые даются в здравом уме и твердой памяти.
Он поинтересовался, не ощущаю ли я сейчас каких-либо признаков лихорадочного бреда и помрачения рассудка.
Я вежливо сообщила ему, что мое нынешнее состояние не должно вызывать у него, как у ангела-хранителя, никаких опасений.
Он немедленно спросил, готова ли я сейчас, находясь в полном сознании, отказаться от данного ему накануне слова и забрать свое «Да» назад.
Я открыла было рот … и тут же захлопнула его, клацнув зубами.
В ответ он громко расхохотался. У меня же слезы на глаза навернулись – от унижения. Нет, ну, вы видели такое? Мало того, что всю манеру поведения поменял – сиди теперь, гадай, как к нему подступиться – так он еще и меня к нужным ему ответам подталкивать взялся, как того жучка веточкой…
Он подошел ко мне и поднял мне пальцами подбородок.
– Ну, чего ты злишься? Ты же сама меня психологом сделала. Ты знаешь, каких трудов мне стоило построить последний вопрос так, чтобы ты на него «Нет» ответила – ты же иначе не умеешь? И потом, это ведь ты мне пример подала. Кто меня обманом чай заставил пить? Кто мне картошку с маслом втихаря подсунул?