Ангел из авоськи

Макс закурил и вдруг сказал:

— Можно я не отвечу на ваш вопрос? Сейчас.

Улита покраснела. Какая же она все-таки баба и дура! И тут же откликнулась со смехом:

— Конечно, Макс! Да я и задала его так, просто, вдруг в голову приплыло. — Она улыбнулась грустновато: — Скоро мне перестанут присылать сценарии. Для актера это… очень плохо.

Он хотел что-то сказать, но Улиту было не остановить. Чего ее понесло?..

— Родя пообещал мне потрясающий фильм и роль, какой еще не было, ну только, может, у кого-то из великих…

— Ваш Родя был подонок, — твердо и зло сказал Макс. — И ничего бы он не сделал. Поверьте мне.

— Откуда ты знаешь?! — удивленно вскрикнула Улита. — Это жестоко. Он несчастный человек, его убили, а я — несчастная актриса, но жива. Впрочем, что я разнылась? Все прошло…

И она снова улыбнулась. Постаралась — весело. Он как бы понимающе кивнул, и они снова заговорили о стороннем, а вскоре Макс ушел. Быстро, как всегда.

Он мчался на своем «Харлее» и думал о том, как бы он ответил ей, но никогда не ответит, никогда не скажет. «На вашем последнем фильме «Лиловая гвоздика», дорогая Улита, — я дрогнул. Именно дрогнул, когда появились вы в этой огромной шляпе с перьями и вуалеткой, в платье со шлейфом, по-моему, и вдруг подняли рукой в перчатке край шляпы… — и прямо на меня посмотрели ваши глаза с выражением тоски и призыва о помощи… Я каким-то сотым чувством понял, что это не актриса и ее роль! Что это — вы сами! Вы просите о помощи… Или же вы — и вправду великая и гениальная актриса всех времен и народов… Я пошел второй раз… И после стал упорно искать с вами встречи. Чтобы убедить себя, что вы — такая же, как все, что это игра, и только, и что я, наверное, просто сумасшедший. А потом… А потом я встретил вас у нашего подъезда, и вы мне так улыбнулись, что я поклялся себе, что обязательно с вами познакомлюсь и узнаю, наконец, вашу тайну… Великая вы актриса или просто женщина, которой повезло сыграть то, что она чувствует? И тогда мне показалось, что я понял: вы — и то и другое, вы — неповторимая актриса и вы — великая, не очень счастливая женщина… И вот теперь я вас вижу, слышу, могу общаться, могу дотронуться до руки или волос… Какое мне дело, сколько вам лет?» Вот что он мог бы сказать ей… А она пусть бы провела рукой по его лицу… И все! Ничего больше.

10.

Было два часа ночи. В роскошной квартире владельцев рекламного агентства «Натта» никто не спал. Наталья Ашотовна рыдала и каждую минуту прислушивалась к лифту и стукам дверей, не вернулся ли — откуда? — сын. Папа бодрствовал, потому что не спала и плакала жена. Хотя сам он был склонен думать, что их сын, вполне уже развитый мужчина, валяется сейчас у какой-нибудь хорошенькой девчушки и забыл думать о том, что нужно позвонить домой. Папа относился к Максу довольно спокойно — слишком красивый. Мужик должен быть чуть лучше черта, остальное — в другом. Наталья тряслась над дитем, как над снесенным золотым яйцом. И все чего-то устраивала, подсматривала, подслушивала… И еще нашла себе «подружку» — бабу Пашу, которая теперь ни обеды не готовит, не стирает, не моет пол, а носится по всем квартирам, где проживают ее кумушки, и собирает сплетни об Улите, этой актриске, вполне еще красивой бабе. Наталья решила, что Макс влюблен в эту возрастную даму и проводит дни и ночи у нее. Но папа не верил: на кой, скажите, ляд, молодому парню, который может со своими всеми-то данными выбрать себе любую, хотя бы и принцессу, зариться на немолодую мадам? Это бредни его сумасшедшей жены и маразматички тети Паши. Баба Паша сидела тут же, как особо приближенная, и подавала Наталье то воды, то валерианки, а то и керосинчику добавляла в пылающий и без того огонь, типа: да он от нее не отходить! Да он все глаза проглядел… Тут баба Паша, будучи женщиной простой, называла все своими именами, чем повергала Наталью уже в полный транс. А вдруг Максик придет сегодня и скажет, что женится на этой… — Улите.

Наконец атмосфера достигла температуры горящей лавы.

— Что ты сидишь? — закричала вдруг не своим голосом Наталья. — И это называется отец! Ну сделай же хоть что-то! Позвони куда-нибудь! На нее можно найти управу! Она играет в театре! Да спустись вниз, к консьержке, и спроси — она наверняка знает, куда та уехала.

Муж ушел. Но недалеко. Он спустился на этаж, присел на подоконник, где его не было видно в глазок их квартиры, и закурил. А закурив в тишине, он как-то сразу почувствовал себя мужчиной и человеком. И окончательно понял, что искать Макса незачем, что сам он придет, когда захочет, и надо им всем успокаиваться и ложиться спать. Вот только эта бабка воду баламутит! Затушил сигарету в стоящую здесь всегда баночку, хотелось иногда покурить в тишине, на лестнице, по старой еще молодежной привычке… Как вдруг перед ним возник сын.

Волосы его разметались от ветра, видно, ехал без шлема, пахло от него «техникой» и чем-то еще неуловимым — нежным и тягучим. «Духами, чем же еще», — подумал папа и похвалил себя за сообразительность. Но строгость нужна, и он сурово спросил:

— Ты где был?

— А в чем дело? — ответил сын.