— Нет, — ответила она тоже спокойно, далось ей это спокойствие. — Я не поеду. Я вернусь в Славинск, поживу там, поработаю… А потом, ближе к Новому году, возьму и появлюсь.
— Или появлюсь я, и раньше! — воскликнул он, и в голосе его проявилась радость, и ушла какая-то спокойная опустошенность.
Он еще подумал, что зря так сказал, не надо никогда давать надежду, когда сам не знаешь, как все будет. Но сказано! И ему все еще кажется, что она — его спасение! Просто вот так дурацки все получилось!
— Ну вот и решили, — засмеялась она, вставая и отряхивая джинсы.
И мимолетно пожалела, что не надела своего единственного платья, которое подарила ей Алена — синее, с белым воротником и мелкими цветочками, оно ей так идет, и босоножки, плетеные, на высоком каблуке. Тогда, возможно, не возникал бы у него в голове этот несносный Ангел!
— Поедем?
— Сейчас, — вскочил он с бревнышка, — только дам что-нибудь старику. Он славный, и нам было здесь хорошо… — вдруг сказал он с какой-то едва заметной грустью.
«А может быть, все-таки у нас получится?» — подумала она с опять вспыхнувшей — неярким, правда, светом — надеждой.
Через короткое время Ангел входила в свою квартиру. Но пошла не к себе, а к Леониду Матвеичу, хотя время было не для «них», Нюра еще не спала. Домой она идти не может и видеть своих не должна. Придется ей, пожалуй, ехать завтра в Москву и снова проситься к Алене, пусть что хотят, то и думают! Не выгонят же ее?.. У нее пятьдесят долларов, и ладно. Макс предлагал ей деньги, но она отказалась.
А он уже бешено несся в Москву. Москву!
Влетев в Москву, Макс так же точно бешено тормознул, аж крутанувшись на месте. Куда он несется и кто его здесь ждет? Он и впрямь малонормальный! К Улите? К Алене и Тинке?.. Мать и отца он как бы выключил из своего обращения. В «свой» дом, в квартиру, которую он снимает?.. Тоже не хочется, все там чужое, он пытается привыкнуть, но не получается. Ему нужна Москва, сама Москва! Там, в затерянности душистых лесов и полей, малости городков и селений он чувствовал себя потерянным, будто исчезнувшим и живущим на другой планете.
Макс оглянулся: он был ровно в районе Красносельской, а здесь живет Димон, к которому он раньше (до появления Улиты) налетал иной раз и всегда заставал хоть мини, но компанию. Это сейчас для него. Он позвонил Димону, тот, естественно, был дома (бросил учиться, не работал, родители давно в Америке, и он все собирается, но ленив, как сучок, и денег каждый раз не хватает на поездку, потому что они уходят на очередную тусовку).
— Максимилиан Шелл! — заорал Димон (он всегда так называл Макса). — Сто пудов! Ты где?
— Я рядом, — смеялся Макс.
Ему вдруг стало легко, там не надо ничего объяснять, даже говорить, не хочешь — никто к тебе не будет лезть ни с умными, ни с дурными речами… Ну, с дурными могут полезть, но пошлешь, и человек отстает.
— Еду! — крикнул Макс и сорвался с места.
У Димона все было по-прежнему. Две комнаты, полные народу, грохочет музыка, на полу, на ковре не поймешь что — и стол, и лежбище, и танцплощадка…
Димон, здоровый парень — румяный, толстощекий, задастый, волосы вьются пружиной, как у негра. На него приятно смотреть — этакий эталон здоровья, хоть на выставку! Димон сжал его в своих медвежьих объятьях. Макс хотел ответить так же, да нет! Укатали сивку.
— Шелл, ты чего такой квелый? — заорал Димон. — Сейчас мы тебя вылечим! Не нравишься ты мне, — огорчился Димон, — что тебя так скрутило?
— Да кое-что, — закрыл тему Макс, и Димон больше не задал ни одного вопроса.
«А если бы я привел сюда Ангела, — подумал Макс и не знал, как было бы: то ли с ходу она это все приняла бы, то ли с ходу отвергла. Максу показалось, что произошло бы второе. Ангелина… Ангел, тот принял бы. Но больше он на прошлом мысль не задерживал.
Потом уже Макс участвовал во всем. В дансинге, курении по кругу, безумству в новых хитах, которые каждый старался пропеть в силу своих возможностей. И вконец измочаленный, он оказался вдвоем с толстой девицей, которую звали Сэра. Она оказалась американкой, студенткой, здесь на практике, которая неплохо лепила по-русски, а он — на английском, так что они понимали друг друга. Деваха сказала, что он настолько — файн, и у них в Сан-Франциско, откуда она родом, таких нет и что ему надо ехать в Холливуд, а там просто войти к кому-нибудь в кабинет и тут же получить главную роль в любом фильме.
А ночью, лежа с ней на ковре, Макс вдруг разрыдался, стал ее целовать и называл Улитой. Но Сэра не обратила на это внимания.
Они, эти американцы, другие. Наша бы начала выяснять, кто такая Улита и что за идиотское имя? И может быть, даже устроила бы скандал… А тут так: Улита и Улита, а она, Сэра, здесь, с ним, этим потрясающим парнем во всех отношениях.
Так провел Макс у Димона три дня и три ночи, пока не понял, что силы у него на исходе, да и Сэра уже, кажется, начала действовать: звонила в Америку, говорила о нем, держала взглядом на привязи, чтобы не исчез…