Ангел из прошлого 1

Ты немного помнишь ту страшную ночь. Я бы не хотел в подробностях описывать, что там было. Я хочу, чтобы ты знала одно: твой отец тебя любил. Ты была для него смыслом, он жил ради тебя, хотя и мало что сделал толкового. И когда увидел, как сработал пневматический пистолет, и как ты упала, когда впервые услышал твой голос и драгоценное слово, которое уже не ожидал услышать, ему стало все равно, что будет с ним после. Его сердце так болело, что он потерял сознание от этой боли. А когда пришел в себя – все закончилось. Он не мог пошевелиться. Его чудом нашли в заброшенном доме и отвезли в больницу. Они думали, что везут полумертвого человека, а он уже был мертвец. Он был зомби без сердца – оно полностью выжалось от крови и превратилось в кусок сырого мяса или жесткий булыжник. Он не понимал, почему он выжил, а его дочери больше нет. И очень жалел, что не чувствовал боли, не видел всех издевательств – он заслужил, чтобы в полной мере пережить все эти ужасы… Но почему-то был помилован. То, что он потерял здоровье, никак не сравнить с тем, кого он потерял.

– Почему вы так говорите о моем отце? – Сима прижимает руку ко рту и вся трепещет. – Почему так жестоко отзываетесь о нем?

– Потому что я имею право говорить о нем так, как хочу, – Фролыч сверкает глазами и вмиг становится похожим на себя прежнего, дикого и закрытого от всего доброго. – Я – как никто другой. Неужели ты все еще не понимаешь?

Сима отрицательно качает головой. Ей кажется, что ее медленно поглощает пропасть. Черная зияющая пропасть.

– Все эти годы я старался не думать, не вспоминать об этом… – продолжает он. – С головой погряз в живописи, хотя – что эти картины… они не приносили мне никакой радости. Я бы мог распорядиться своей жизнью иначе ― заявить о себе, стать известным, как и мечтал. Но зачем? Мне это было не нужно. Я хотел покоя, прожить свой век и уйти вслед за дочерью. Не знаю, что удерживало меня от рокового шага. Может быть то, что был еще один несчастный ребенок, который почему-то во мне нуждался…

И когда мне стало особо невыносимо жить, появилась ты.

Когда я увидел тебя, а позже – твои рисунки, во мне что-то перевернулось. Снова заболела душа, так же сильно, как и тогда… Я просидел над твоими картинами весь день. Они были, как тень моих воспоминаний, ведь – нет, я не срисовывал ничего. Просто у меня уже были такие картины – почти такие же. Я задеревенел и не мог пошевелиться. Меня вернули в прошлое, туда, откуда я бежал. И я понял, что не отдам тебе рисунки просто для того, чтобы тебя удержать хотя бы на время. Боль была сильна, но я не хотел от нее отказываться. Мне понравилось снова чувствовать себя живым.

– Почему ты молчишь? – вдруг обращается к ней Фролыч. – Скажи хоть что-нибудь. Что презираешь меня. За слабоволие, за глупость. Что я – неудачник. Скажи, ты веришь мне, что я действительно любил свою дочь? Что я хотел для нее лучшего, но сошел с ума от безысходности и слишком страшно ошибся…

– Как ты теперь будешь ко мне относиться? – в его голосе звучит страх и отчаяние. – Не захочешь и знаться со мной… Но я теперь не мог не рассказать тебе всю правду. Иначе ты и дальше считала бы меня страдальцем, жалела меня. А на самом деле жалеть не за что. Но если ты… если простишь меня, могу ли я рассчитывать… – он запинается и смотрит со слабой надеждой, в которой просвечиваются и тоска, и трепет, и много любви. Той самой, о которой он так много говорил. Ее сейчас невозможно скрыть, он и не пытается.

– Я давно понял, кто ты, – в повисшей тишине признается он. – Просто не мог сказать правду. Боялся, что ты не примешь меня… таким.

Сима срывается с места. Она подходит к нему и обеими руками прижимает его голову к себе.

Фролыч медлит, будто не верит, а потом обнимает ее в ответ, поначалу будто неловко, а после – радостно и порывисто, со всей страстью и нежностью, которые столько лет не имели выхода из его только теперь ожившего сердца.

– Ты видишь, что со мной сталось, – хрипло бормочет он. – Я будто бы вернулся с того света. Это не то, что ты хотела и что искала. Твоего здорового и красивого отца больше нет. Я один в этом виноват.

– Я ведь для вас тоже вернулась с того света, – шепчет она. – И в вашем представлении я тоже была другой…

– Прости меня, прости за все. Если сможешь… – он зарывается лицом в ее свитер.

Сима тихо плачет, по ее щекам катятся слезы.

– Мне не за что вас прощать, – она ласково гладит его волосы.

– Ты не представляешь, как я был счастлив, – говорит он. – Все это время я был по-настоящему счастлив только в те минуты, когда ты приходила ко мне…

Кажется, можно бесконечно смотреть в его преображенные счастьем глаза. Такие же синие, глубокие и красивые, как раньше. Сима продолжает проводить по его волосам, пытаясь пригладить растрепанные волнистые черные с проседью пряди, и по его лицу, на которое многие люди смотрели со страхом и отводили взгляд. Когда-то и она была в их числе.