Ангел ходит голым

2) Правда. Геи. Не одни. Парами. Без пёстрых боа, жеманности, демонстрации. Мужчины (?) в хороших костюмах. Пьют кофий, общаются друг с дружкой. Или не геи, просто деловые партнёры. Но как бы Амстердам обязывает — геи, геи! Да и пусть. Ненавязчивые. Ну, живут они так. И, в общем-то, понять (не принять, но понять!) их можно — после квартала красных фонарей. Типа уж лучше мы друг с дружкой, чем вот с этими… одалисками!

3) «Да» и «нет» не говорите. Загадочная чеширская улыбка. Всё в этой жизни надо попробовать. Но высшая, гм, доблесть: попробовать не попробовать «косячок», будучи в Амстердаме. Хотя «кафе-шопы» — на каждом шагу.

Скажешь «нет», скажут «ну и дура!» Скажешь «да», скажут «ну и как?». Так я вам и рассказала! Sapienti sat, умному достаточно.

А ещё мутноокие афроголландцы с дредами — везде.

Ещё — сплошные велосипеды, и ни единого фальшпрестижного монстра типа «лэндровер».

Ещё — гомонящие детишки на вольных площадках перед Королевским дворцом. Количеством — вермишель в супе. И откуда они только берутся, учитывая три вопроса выше?!

Ещё — красиво. Архитектура — застывшая музыка, всё такое. Хотя… ощущение чуть несвежей блузки — это есть. Но… красиво. Жить здесь — пожалуй, нет. Как-нибудь вернуться сюда — да.

Всего лишь фрагмент. А почему важно?

Там и тогда, в квартале красных фонарей, перед «витриной», он вроде пошутил: «Тебя бы туда, на их место — как чувствуешь?» Дурак? Мужлан? Спортсмен? Однако пошутил с подтекстом: знаю, знаю! Нет, не так. Догадываюсь. Знал бы — убил!

Бабочка отпорхнула. Самооценка очень повысилось, а так — нет, на их место — нет.

Умеют они держать нас в состоянии вины. Даже когда сами, когда сами, когда сами!

Зачем ей был тот квартал? Тыщу лет не надо. Ну, ему захотелось, да? Ради бога! Жена да воспоследует за… Она-то хотела перво-наперво в Кёйкенхоф. Лиссе. Побережье. Всего тридцать километров, между Амстердамом и Гаагой. Цветочное королевство, Кухонный парк. Сама не своя до всякой флоры. Тюльпаны, тюльпаны, тюльпаны! Голландские! Луковицы? Да, продаются, там же. Да, эксклюзивные тоже. И Viceroy, и Semper Augustus, и… ах! Атрибут богатства, да. Но это ведь всего лишь деньги!

Так что?

— Съездим. Конечно, съездим!

— Когда? Когда-нибудь?

— А вот сейчас!

— Посадку объявили.

— Чихать хотел! Поехали. Прямо сейчас!

— Неприятностей у тебя не будет потом? С тренером, с командой?

— Чихать хотел! Кто чемпион?

— Ты.

— Вот! Поехали!

Поехали!

— Кёйкенхоф, Кухонный парк, неразрывно связан с именем графини ван Бейрен. В пятнадцатом веке на этих землях располагалось её имение. Здесь она выращивала травы для придворной кухни. Удивительная женщина, большая любительница охоты, за свои короткие тридцать девять лет жизни успела многое. Сменила четырёх мужей, отсидела в тюрьме, приняла участие в нескольких войнах. В одном из сражений противником графини был её собственный муж.

— Ух! Жили же люди!

— Что эта женщина говорит? Я не понимаю. Переводи, ну!

— Не успеваю. Тебе так важно?

— Да мне вообще!.. Но красиво здесь, да.

— Правда? Не жалеешь?

— Н-нет.

— У нас, «над слоником» будет ещё красивей! Луковки покупаем?

— Выбирай.

— Эту, эту, эту. И эту. И ещё эту. Амин?

— Да, э, да!

— Я тебя раздражаю?

— Нет, э, нет!

— Тогда и вот эту ещё… А скажи… Хотя можешь не говорить…

— Что?! Что?!

— Н-нет.

— Да говори уже!

— Когда мы были в том квартале… Ты, если бы меня не было… Кого бы там выбрал? Так, просто попробовать…

— Глупость не скажи!

— Вот та, злющая. Молодая совсем, раскосая. На тебя посмотрела. И ты тоже — на неё так посмотрел!

— Глупость не скажи!!!

Умеют. Умеют они держать нас в состоянии вины.

* * *

Или впрямь любовь живёт три года? И не более?

Потом начина-а-ается!

Верней, кончается.

Кто виноват?