Ангел ходит голым

— Виталь… Прости, ты сейчас в адеквате?

— Всегда!

— Что-то меня терзают смутные сомнения. Руку пусти, синяк будет.

— Не будет, я нежно.

— Давай без этих нежностей. Умничка, хороший мальчик! Значит, вот сейчас меня услышь. Поливать строго по списку, дозированно. Ничего не спутай. Сразу обнаружу, вернувшись. Тогда не обижайся! Всё! Пока-пока!

Тогда не обижусь. Не спутаю. Не впервой. Пока-пока!

— Виталь! Совсем напоследок!

— М?

— Слова забери обратно.

— Насчёт?

— Насчёт Испандии. Насчёт: ноль — один.

— Забрал, забрал.

— И чтобы больше никогда!

— Никогда, никогда!

— То-то же! Смотри у меня!

Never say never.

* * *

А я бы у неё посмотрел. Хоть как…

Уже не Дюймовочка. Но Суламифь. И вопрос, что краше.

Да не вопрос!

Два сосца твои — как двойни молодой серны, пасущиеся между лилиями. Лёгкая, тонкая и стремительная, как секундная стрелка. По-моему, я кого-то цитирую, но это сейчас неважно, и это хорошо, что не помню кого. Влечение — род недуга. Отаку. Только и остаётся в её отсутствие, не в присутствии же.

Макс, хрéнов японофил, всё трунил, когда мне доводилось пребывать «над слоником»: снова в отаку, старина?!

Отаку — словцо с неуважительным привкусом, если только сам себя так не называешь вроде бы иронично.

В какую атаку, Макс?! У нас не те отношения с ней. Даже не в режиме слегка соприкоснувшись рукавами. Тебе ль не знать! И твоё нижегородское оканье, максимгорький-нарочитый — прекращай!

Нарочитый? Ни сном ни духом! Старина Евлогин просто не посвящён, не просвещён. Посвятить, просветить? Запросто! Но уговор: без обид. Без обид? Тогда слушай, мой юный друг…

Отаку (не атаку! отаку! яп., муж.) сам не свой до нимфеток в школьной форме. Красно-клетчатые мини-юбочки, да-да, и т. д., трусики. Ношеные трусики — м-м-м!!! В магазинах на Акихабаре. К ним в комплекте — фото школьницы-носительницы. Ушлые соплюхи в привокзальных сортирах торгуют без посредников, при клиенте стягивают с себя последнее (а то ещё неизвестно, чьи там фото, мухлёж!). Особо смекалистые скупают в тамошних комиссионках дюжину б/утрусиков по символической цене и — в народ с лёгкой сумочкой: сняла-продала, надела, сняла-продала, надела, сняла-продала. Только за одни такие трусики — до двадцати тысяч йен. Рентабельность.

Так-то, мой юный друг.

О, сколько нам открытий чудных…

* * *

Не отаку, нет. Уровень психоза должен иметь определённый… уровень. Но! Что мы знаем о себе, оставшись наедине с собой? Всё мы знаем. Листая старые страницы… Авторский альбом «Голая правда» памяти Льва Давидовича Воркуля (120 полос, формат А3) — там же, «над слоником», среди образцов полиграфпродукции. Она ведь и себя туда включила, разбросала по альбому. Ню. В пристойных ракурсах, без лица. Как бы приветик: кто знает — узнает. Для остальных — просто красиво. Более знать не должно. А то ведь… и от полученных знаний скончался на месте. Так будет со всеми, кто покусится! В эту квартиру (без хозяйки тем более!) вхож глава охранной структуры, он и только он, более никто из «цепных». Даже если сама зазовёт: помочь с лампочкой, с крантиком, со стремянкой, подержать. Через порог переступил — свободен, был «цепной», теперь нет. Трудовой кодекс, выходное пособие — забудь. Суров, но закон. Вопросы? Повторно для Измайлова с испытательным сроком: вопросы? Гут. Все всё поняли. Счастье — это когда тебя понимают.

«Цепные» вышколены, зарплата день в день, от добра не ищут добра. Слаб, однако, человек. Покушениие на домашнюю «ювелирку» — тьфу-тьфу-тьфу! Но хозяйственный пустячок, щётка для одёжки, ножницы, рулон пипифакса, мыльница. Пагубная страсть. Ведь замучит совесть, если не украсть.

И холодильник! Внутре у него? Неонка? Ветчина, рокфор, майкопская, ещё какая-то хрень. По кусочку незаметно, так и было. Йо! Йогурт! Ещё и йогурт! Коньяк, чтоб незаметно, по глоточку, «Медный всадник». Этого добра здесь! Жалко ей, что ли?! Чаёк долить до риски, укупорить в прежний вид. Всего делов!

Не сметь, дурни! О вас же забота! Цапнете не тот кусочек с полки, тяпнете из горла не то… Прен-цен-ден-ты… А у всей «Цепи» потом лишняя головная боль.

И главное! Вот главное! Поручи им, «цепным», полив строжайше по инструкции, список прилагается, иначе — смерть!.. Ведь и тогда: ну смерть так смерть, эка невидаль!

Всё. Все — вон. И не вздумайте! В эту квартиру вхож глава охранной структуры, он и только он. Уж чем там занимается после полива по инструкции…

Отаку! Отаку! Отчасти да. Никаких ношеных трусиков, разумеется. Но её присутствие в её отсутствие. Было.

* * *

Квартира «над слоником». Отдельная история. Вкратце. Буквально абзац-другой, не больше.

Доходный дом Мусиных-Пушкиных. Г-жа А.Н. Штальман. Северный модерн. Ранее проживали сплошь графья, декабристы, не бедствовали, проповедники народного образования, рачительные хозяева.