Ангел-хранитель

– Это, наверное, жена Дмитрия была, Варвара, – сообщила ему Зинаида. Во время войны Зинаида жила в Верховье, потом вышла замуж за вдовца из соседнего села и перебралась к нему. – Сын у них был, Алеша. Они вместе с отцом ушли на фронт, и оба не вернулись. Варвары тоже больше в живых нет. Она при немцах в Верховье оставалась, только те ее не тронули – наши пристрелили. Говорят, Варвара немцам помогала, их раненых выхаживала. И еще говорят, что она была шпионкой.

Архип окаменел. «Как это – наши пристрелили?! У нее муж и сын на фронте погибли, она жизнью рисковала, когда меня спасала. Немцы ее не тронули, а наши… Выходит, наши – хуже немцев?» – подумал он.

Ему показали могилу Варвары. Заросший бурьяном холмик на отшибе. Ухаживать за ним было некому – из родни, даже дальней, у Варвары не осталось никого. Односельчане следить за могилой побаивались – все же Варвара погибла как предательница Родины.

Архип не верил, что Варвара перешла на сторону немцев. Может, она и выхаживала немецких солдат, как и его, так что же? Врачи ведь дают клятву Гиппократа, которая обязывает их оказывать медицинскую помощь каждому человеку, даже врагу.

Варвара спала чутко. Эта привычка появилась у нее, когда родился сын Алешка. Она слышала во сне каждый его вздох и тут же просыпалась, если звуки, издаваемые ребенком, вызывали у нее тревогу. Мальчик давно вырос, а сон у Варвары так и остался неглубоким. Теперь, когда в ее избе лежал полуживой немецкий солдат, эта привычка обострилась. Ночью он часто бредил, бормотал что-то невразумительное. Она вставала, подходила к нему и ухаживала, как за родным.

В ту ночь Стефан лежал спокойно. Днем ему стало лучше, и он даже попытался подняться на локтях, но Варвара ему не позволила.

– Брось, оголтелый! – замахала она руками и уложила его обратно на подушку. – Рано тебе еще вставать, того и гляди, помрешь.

Варвара порадовалась, что острый пик болезни прошел и парень выкарабкался.

– Даст бог, поправишься, – сказала она и перекрестилась на икону, висевшую в красном углу.

Она часто молилась за его здравие и за здравие Алеши, лежавшего в церковном подвале. Как ни болело у нее сердце за русского солдата, прийти к нему она не могла, понимала: пока немцы в деревне, это очень опасно, в первую очередь для него. Поэтому ей ничего не оставалось, кроме молитвы. Варвара верила в силу молитвы, знала, что если она идет от души, то ее обязательно услышат. Она помогала Стефану и верила, что Алеше поможет Бог.

Ближе к рассвету, когда небо из агатово-черного стало окрашиваться в цвет маренго, Варвара проснулась от недоброго предчувствия. Подошла к своему подопечному – тот крепко спал. Потрогала его лоб, перекрестила. Затем выглянула в окно, прислушалась, но ничего подозрительного не услышала. Деревня мирно спала, словно сейчас и не военное время вовсе. Беззаботно стрекотали сверчки, шумел ветвями деревьев ветер. Но все же женщине было неспокойно. Она сидела на лавке, служившей ей кроватью, закутавшись в ветхое лоскутное одеяльце, и слушала ночные звуки. Варвару знобило, сердце ее чуяло беду.

Она не ошиблась. Спустя примерно четверть часа раздался топот, рев моторов, короткие гортанные команды немцев, выстрелы, истошные крики. От всего этого у Варвары душа ушла в пятки. Страшно было даже представить себе, что творится в деревне! Захватчики покидали Верховье. Быстро, организованно и жестоко. Потом она узнала, что они расстреляли несколько человек и сожгли половину домов. Когда вошли к ней во двор, Варвара была ни жива ни мертва от страха. Солдаты ввалились в избу, ничего не говоря, быстро переложили Стефана на носилки и ушли с ним прочь.

Борясь с оцепенением, Варвара выбралась на улицу. Ноги подкашивались, не слушались. Страх прошел, и в душе осталась лишь пустота. Женщина чувствовала, как ее покидают силы, но продолжала идти на людские крики.

Деревня пылала, освещая малиновым заревом предрассветное небо. Морковный, ярко-коралловый, пурпурный – зрелище было бы безумно красивым, если бы не было таким страшным. Те избы, которые не подожгли немцы, вот-вот должны были загореться от стоявших рядом, подожженных. Дом Варвары стоял на отшибе, а ветер дул в противоположную сторону. О своем доме Варвара не думала. Надо было тушить пожар и спасать людей. Кого-то она смогла оттащить в сторону, подальше от огня, кому-то перевязала тряпками раны. Кровь, грязь, вопли, суета, дым и жар – Варвара позже с трудом вспоминала эту жуткую ночь. Она пришла в себя на полу в доме бабы Софьи. Под головой – валик из кафтана, в качестве подстилки – ветошь. Рядом в полузабытьи лежала деревенская сваха Наталья, а на лавке притихли ее ребятишки. Дом бабы Софьи, один из немногих уцелевших, стал приютом для погорельцев и одновременно спонтанным госпиталем. Сама баба Софья не пострадала. Она была очень стара, но на удивление активна, что было видно по тому, как она проворно ухаживала за ранеными.