Архип знал, что Лена его не любит. Но она подарила ему этот вечер – такой, за который не жалко было бы отдать все. Он и отдал ей все, что у него было – «Зимнее утро», а если бы потребовалось, не раздумывая, отдал бы и жизнь. Он не передал картину в Третьяковку, как хотел поступить изначально. Она ему самому очень понравилась, и Архип оставил ее у себя. Калинкин был добропорядочным гражданином, и его по этому поводу терзали некоторые сомнения. «Надо все-таки отдать картину в музей», – иногда думал он. Но когда любимая девушка попросила у него эту картину, о Третьяковке он и не вспомнил. Любовь для Архипа была важнее гражданского долга.
Лены не было рядом и, может быть, никогда ее больше не будет, а это упоительное чувство осталось в душе навсегда. Архип часто мысленно возвращался в тот невероятный, фантастический вечер, до мельчайших подробностей вспоминал все, чтобы снова пережить те сладкие чувства, испытанные им однажды.
Они пили чай в его комнате. Архип не прекращал суетиться: без конца проверял, достаточно ли сахара в сахарнице, поправлял скатерть и галстук, он его терпеть не мог, но надел по случаю приема дорогой гостьи. От смущения он несколько раз предложил Лене пирожные, которые лежали на большом пластмассовом блюде. За ними он специально ездил в «Метрополь».
– Бери пирожные, – пробормотал он, изучая узор на скатерти. Девушка сидела за столом напротив него и улыбалась. Архип ужасно нервничал.
– Мне очень понравилась картина, которую ты мне в прошлый раз показывал. С тех пор, как увидела, забыть ее не могу! Снег, тройка, ясное небо в солнечных лучах – все это перед глазами так и стоит. Как подумаю о ней, настроение сразу же поднимается, ощущается бодрость и свежесть. Дай мне взглянуть на нее еще раз!
Польщенный Архип весь раскраснелся от гордости. Он с радостью направился к комоду, где лежал старый чемодан. Достал из кармана ключик и торопливо отпер замок комода. Лена подскочила со своего места и заглянула ему через плечо. Архип бережно достал холщовый мешок, в котором лежало полотно. Он развернул его и разложил на столе, предупредительно освободив его от посуды и протерев полотенцем.
– Вот это да! Настоящий шедевр – сердце так и замирает. Смотрела бы на него и смотрела как завороженная.
– Я так рад, что ты меня понимаешь, Лена! Ты умеешь ценить искусство.
– Да, умею. И хранить его я тоже умею. Ты говорил, что для меня тебе ничего не жалко. Отдай мне эту картину, я с нее пылинки сдувать буду!
Калинкин удивленно взглянул на Лену. Он хотел что-то произнести, но не смог – его плечи обхватили гибкие девичьи руки и притянули к себе. Он увидел перед собой два аквамарина ее глаз – таких пронзительно-нежных, они были очень близко, и Архип, робея, отпрянул назад. Аквамарины его не отпустили, они приковывали Архипа к себе. Он ощутил на своей щеке теплый поцелуй пухлых губ Лены и пошатнулся от растерянности. Она осыпала поцелуями его лицо и шею и, когда Архип был уже близок к обмороку, поцеловала его в губы. Сколько длился этот поцелуй, Архип понять не мог, казалось, что он бесконечен, и он успел несколько раз провалиться в бездну. Придя в себя, он ощутил одновременно ужас и восторг – Лена сидела на его коленях. Глаза ее горели, на щеках выступил румянец – она была опьяняюще красивой. У Архипа заколотилось сердце, как у пойманного в силки воробья. Он испугался происходящего, он очень хотел, чтобы все поскорее закончилось, и вместе с тем, чтобы это продолжалось вечно.
Покупателя Лена нашла быстро. У ее дяди был знакомый, а у того знакомого – другой знакомый, о котором ходили слухи, что он на руку не совсем чист, имеет связи с уголовным миром и может свести человека с кем угодно, хоть с чертом лысым. Как раз последний Леночке и понадобился. Это с виду она была воздушной барышней, натуру же имела хваткую и практичную, когда надо, могла быть ласковой, а иногда – и суровой. Улыбнется, ресницами похлопает, скажет доброе слово – и все перед ней расстилаются. Расположить к себе людей Лена умела, когда видела цель. А цель у нее сейчас была – продать картину! Дело было деликатным, и распространяться о нем не следовало. Лена нашла подходящие слова, чтобы, не вдаваясь в подробности, попросить познакомить ее с нужным человеком.
Человек этот был неказист, мрачен и скуп на слова. Он молча взял полотно, рассмотрел его со всех сторон, поковырял пальцем и проделал еще какие-то манипуляции, понятные лишь посвященным. Назвал цену, и она не подлежала обсуждению. Цена Лене не понравилась, за полотно она рассчитывала выручить значительно больше. Девушка по обыкновению хотела было пустить в ход свое обаяние, но осеклась, наткнувшись на суровый взгляд покупателя. Она сразу сообразила, что торговаться не имеет смысла, а искать другого покупателя затруднительно. Лена скрепя сердце согласилась. «На безрыбье и рак рыба», – рассудила она.