– Ямы как таковой не было: ее прикрывали тонкие дощечки, а поверх них – дерн. Конечно, можно предположить, что ловушку приготовили для Степана. То, что он по ночам бегает в Енино, знали все слуги – вон даже твой Максим. И что ходит по тропе через сад – догадаться не трудно. Но заметь: только слуги и знали об этом, от хозяев свои похождения парень скрывал. Да и не верится мне, что такая хитрая и жестокая ловушка готовилась для него.
– А для кого же? – хором спросили дядя и племянник.
– Надо думать, – пожал плечами Викентий Павлович. И посмотрел на сына: мальчик подпрыгивал на месте от возбуждения, глаза лихорадочно блестели. «Нет, так не годится, – решил Петрусенко. – Сашу надо успокоить. А то, чего доброго, еще вздумает собственный розыск учинить». И он добавил: —Но всему может оказаться и самое простое объяснение. Именно случайность. Доски над колодцем постепенно, годами, прогнивали, и вот наступил критический момент. А Степану просто не повезло.
Но когда коляска подкатила к дому и Саша спрыгнул, чтоб отворить им ворота, а сам побежал вперед, к маме и сестричке, Викентий Павлович сказал Вадиму:
– Hannibal ad portas, чует мое сердце.
Врач, как и юрист, отлично знал латынь. Так что Вадиму Бородину не нужно было переводить выражение «Ганнибал у ворот». А уж тем более объяснять, что имел в виду Викентий: большая опасность рядом! И его обостренная профессиональная интуиция, и, видимо, все собранные днем факты, указывали на это.
За ужином Саша несколько раз порывался заговорить о событиях в «Замке», но отец жестом и взглядом останавливал его. Потом Люся пошла укладывать дочь спать, Сашу Максим увел к пруду – посидеть пару часов с удочками на вечерней заре. Мужчины, как обычно, отправились в мастерскую. Там первым делом Бородин подошел к радиотелеграфу. Днем его не было дома, потому сеанс связи прошел без него, но аппарат автоматически на ленте записал сообщения. Начав их просматривать, Вадим Илларионович почти сразу воскликнул:
– Иди сюда, Викентий! Вот интереснейшее происшествие, а для тебя особенно!
Викентий подошел и стал читать вместе с Вадимом сообщение, переданное одним из таких же любителей-телеграфистов из Москвы: «Сегодня в Париже, из салона Карре в Лувре, похищена картина Леонардо да Винчи «Мона Лиза» – всемирно известная «Джоконда». Вся французская полиция поставлена на ноги, начальник полиции Лепэн, шеф Сюртэ Амар и знаменитый криминалист Бертильон прибыли на место происшествия. Рама от картины найдена на служебной лестнице, сама деревянная доска с картиной исчезла».
– Похищение века! – воскликнул Вадим Илларионович то ли с восторгом, то ли с ужасом.
– Какое похищение? – не поняла вошедшая в этот момент в мастерскую Людмила. – Разве тело погибшего Степана еще и похищено?
Мужчины переглянулись и рассмеялись.
– Нет, сестричка! На вот, прочти.
Люся быстро просмотрела ленту, всплеснула руками:
– Как можно было? Из Лувра, который так охраняется! Да еще «Мона Лиза»! Это же для французов национальная катастрофа! Но ведь… – она повернулась к Викентию, – там Бертильон, он будет вести расследование. Как ты думаешь, он, наверное, быстро обнаружит следы?
Она знала, как высоко ценил ее муж Бертильона – человека, который, работая простым письмоводителем полицейской префектуры Парижа, вывел криминалистику из тупика, изобретя и внедрив метод идентификации преступников, названный его именем – «бертильонаж». Полицейские управления многих стран активно пользовались этим методом. И хотя в столицах самых передовых стран уже вводилось в действие новое открытие криминалистики – дактилоскопия, «бертильонаж» все еще был в ходу, и часто именно с его помощью полиция устанавливала личности преступников. Сам же Альфонс Бертильон – теперь директор службы идентификации при французской криминальной полиции Сюртэ – всегда участвовал в расследовании серьезных преступлений.
– Не знаю, не знаю, – отвечая Людмиле, покачал головой Петрусенко. – В последнее время громких разоблачений с помощью Бертильона не свершалось. Он теперь не тот, что прежде. Стал раздражительным, вспыльчивым, неуверенным. Никак не может принять неизбежное.
– Это ты о дактилоскопии?
– Именно! Какое открытие, как на пользу борьбе с преступниками! Да, правда, «бертильонаж» теряет свою актуальность. Но ведь сам Бертильон уже вошел в историю: именно он ввел в криминалистику научные идеи, а значит, в какой-то мере и дактилоскопии открыл дорогу. Первая в истории криминалистическая лаборатория – его создание! Его имя никогда не забудется, а он…
Викентий Павлович махнул огорченно рукой:
– Надо быть великодушным к удачам и открытиям других… Впрочем, Бертильон, конечно, мастер. Посмотрим, что он сумеет сделать для «Джоконды».
– Хорошо, может быть, там, в Париже, и кража века, но мне интересно, что же здесь, в «Замке»? Мне показалось за ужином – ты встревожен. Или я ошиблась?
– Нет, дорогая, не ошиблась.
– Верно, Викентий, расскажи, в чем дело, что ты такого особенного узнал? Я ведь, со своей стороны, не увидел ничего, что указывало бы на преступление. Объясни…