Ангел-хранитель

Аглая шла через монастырское подворье к большому двухэтажному корпусу. Здесь располагались трапезная и разные службы. В том числе и комната для монахинь-швей. Когда-то она училась на белошвейку, это и определило ее занятие здесь. Теперь она уже стала главной мастерицей. У монастыря было довольно большое хозяйство. Скотный двор: коровы, козы и упряжные лошади. Ткацкие станки и швейная мастерская. Своя хлебопекарня. Были монахини, которые реставрировали и переплетали старые фолианты и рукописи. А еще – ходили жать на близкие покосные луга… Владычный монастырь не относился к монастырям строгой схимы. Монахини, по мере необходимости, общались с миром. Прекрасно выпеченный хлеб продавался в монастырской булочной. В городскую больницу для бедных и в детский приют монахини отдавали пошитые ими простыни, полотенца, скатерти, занавеси. Монастырские будни дышали тишиной и покоем. Время молитв и время работы чередовались так органично, что и душа, и тело пребывали в полном равновесии. А когда звонили одновременно колокола собора и двух церквей – Спасской и Святого Георгия, душа становилась невесомой, растворялась в небе…

Сестра Аглая шла от матери-настоятельницы с чувством стыда и раскаяния. Игуменья думает, что знает о ее прошлом все, что Аглая была с ней откровенна до конца. Но это не так. Три года назад, придя сюда и рассказывая о своей грешной и несчастной жизни, она все же утаила одно: сентябрьский промозглый день, карету, увозящую ее умершую дочь…. Тогда она знала только лишь эту малость, но и о ней промолчала. Немного позже, получив письмо от своего благодетеля, она наконец узнала много лет мучившую ее тайну. А по сути – преступление. Других, далеких от нее людей, но преступление. И вновь ничего никому не рассказала, сказала себе: «Пусть хранится в моем сердце». Но вот сегодня могла бы рассказать обо всем матери-настоятельнице, очень подходящий случай представился. Но вновь промолчала. Не гордыня ли это – смертный грех? Не поспособствует ли ее молчание новому преступлению? Потому что известно: человек, один раз решившийся на преступление и не раскаявшийся, пойдет и на другое – более жестокое! Не потому ли болит у нее сердце, когда она думает о маленьком сероглазом мальчике?..

Несколько дней была сестра Аглая задумчива и непривычно рассеянна. Но вот наконец сказала себе: скоро она примет постриг и в последней перед ним исповеди расскажет обо всем без утайки матери-настоятельнице… Только успела принять это решение, как, на следующий же день, сестра Ульяна из монастырской булочной принесла весть: слыхала от людей, что в поместье «Замок» погиб молодой парень – садовник. Провалился в старый, никому не известный и внезапно открывшийся колодец. И вновь тревога клещами сдавила сердце Аглаи! Опять смерть, и опять рядом с мальчиком! У нее появилось предчувствие: надо ехать в «Замок», повидать князя Всеволода. И увидеть наконец этих Коробовых. А еще, решила Аглая, – поговорить с девушкой-гувернанткой. Она понравилась послушнице сразу. Научившись в монастырской тишине понимать разговор взглядов и жестов, сестра Аглая там, на погосте, уловила особые близкие отношения между мальчиком и молоденькой воспитательницей. Дружба, нежность, забота… И у девушки, похоже, твердый характер. Пусть тоже проникнется тревогой и глаз с мальчика не спускает.

Аглая раздумывала, как бы сказать о своем решении настоятельнице. Но за вечерней трапезой мать Евстолия сама подозвала ее.

– Ты, сестра, так переживала о сироте, отроке Всеволоде, что я подумала: сходи навестить его и утешить. Детская душа еще от потери родителей не оправилась, а тут, почти у него на глазах, вновь человек погиб! Близится светлый праздник Рождества Пресвятой Богородицы, вот и принесешь князю икону с изображением лика Девы Марии. В дар от нашего монастыря – мы многим обязаны его покойным родителям. Пусть любовь Божьей Матери оберегает и благословляет его!

Сестра Аглая поняла: Господь благословил ее замысел! Ведь лучшего повода появиться в «Замке», не вызывая никаких подозрений, и не придумать!

Утром, только-только стало светлеть, она вышла из Святых ворот с котомкой за плечами. Несла подарки: краснобокие наливные яблоки и крупные медовые груши из монастырского сада, каравай и сахарные крендели из пекарни. И главный дар – икону Богоматери, – в отдельной сумочке, пристегнутой к поясу. Ей долгие переходы привычны, не в тягость. А тут и расстояния-то – верст тридцать. Неторопливым размеренным ходом к полудню как раз и доберется. И она пошла, сначала по берегу речки Нары, через сосновую рощу, и дальше – по прозрачным дубравам и зеленым полянам, по долинам маленьких речек, мимо небольших деревень. Все это были ее родные места, называемые окскими просторами. Путь сестры Аглаи лежал как раз в сторону того села, где она родилась, выросла, откуда ушла, нося под сердцем ребенка. Никогда больше она не возвращалась туда, хотя последние годы жила неподалеку. И теперь, идя в «Замок», она сделала небольшой крюк, чтобы обойти Игумново стороной.