Ангел-хранитель

Девушка взяла мальчика за плечи, легонько поставила перед собой.

– Это князь Всеволод Берестов, – сказала она. – Живет с дядей и тетей в своем имении «Замок».

Мальчик вскинул подбородок и сделал красивый жест в сторону своей спутницы:

– Моя гувернантка, мадемуазель Элен.

– Рад знакомству, – Петрусенко пожал ладошку юному князю. – Меня зовут Викентий Павлович. Приходите к нам в гости. Здесь со мной сын Саша. Он немного постарше, но, думаю, вы могли бы подружиться, вместе играть.

– Это здорово! Но… – мальчик посмотрел на гувернантку, она слегка кивнула головой. – Но пусть он лучше приходит ко мне. Вы ему передадите приглашение? Мой дом вон за тем леском, недалеко!

– Он придет с удовольствием, – заверил Викентий Павлович. И попрощался с детьми. Они, держась за руки, пошли через поле в другую сторону. «Совсем не как ученик и воспитательница, – подумал Петрусенко, с улыбкой глядя им вслед. – Видно, эта девушка стала мальчику хорошим другом. Ну и слава Богу!»

Он уже понял, с кем случайно познакомился: история семилетнего Всеволода, князя Берестова, все еще оставалась самой памятной из происшествий последнего времени.

2

От дороги, ведущий из Серпухова в Рязань, почти сразу за Серпуховом уходил в сторону хорошо наезженный тракт. Он вел к поместью «Бородинские пруды». Здесь прошло детство Людмилы – жены Викентия Павловича. Сама-то она давно оттуда уехала, и ее родители (теперь уже покойные) последние свои годы прожили в других местах. А в «Бородинских прудах» обосновался брат Людмилы, Вадим Илларионович Бородин, военный врач в отставке. Был он намного старше сестры, но все еще холостяк, и одиночество, похоже, его не тяготило. Молодость и зрелые годы он провел в войсковых соединениях. Когда шли сражения – в санитарных обозах и полевых госпиталях, в мирное время – в полковых лазаретах. Всегда среди людей, в заботах. Аскетом не был, но жениться так и не женился. Считал, что отсутствие свободного времени и вечные переезды не способствуют семейной жизни.

Три года назад Вадим Илларионович вышел в отставку. Но когда сестра Людмила стала наседать:

– Тебе здесь так одиноко, Вадим! Неужели у тебя нет на примете женщины, которая тебе нравится? Женился бы. Если даже на ребенка не решишься, то жили бы вдвоем… – Вадим засмеялся:

– Это ты на что, сестренка, намекаешь? Напрасно! Я в свои неполных пятьдесят легко могу стать отцом. Бог здоровьем не обидел, лет до семидесяти надеюсь прожить. А значит, и ребенка мог бы вырастить, на ноги поставить.

– Так в чем же дело?

– Устал я, Люсенька, от общения с людьми. Сколько лиц у меня перед глазами промелькнуло, сколько судеб. Теперь хочу только покоя. И об одиночестве давно мечтал. Но ты ведь меня знаешь, я не затворник. Помогаю, по мере возможности, всем, кто ко мне обращается.

Людмила знала, что к ее брату за врачебной помощью приезжают не только из соседних деревень, – бывает, что и из Серпухова за ним посылают… Одиночество для него – это душевный покой, свободное время, природа, а вовсе не отрешенность от людей. Вот и ее семейству Вадим очень обрадовался. Он давно звал их к себе, да им все было некогда – у Викентия все время работа, и очень интересная. Люся всегда с таким восторгом вникала во все дела, которые расследовал Викентий, так ждала его рассказов, что он и вправду привык всем с ней делиться. Рассказывал жене и словно заново прокручивал в памяти все события, анализировал. И не раз бывало: именно во время этих бесед внезапно озаряла нужная догадка…

Этим летом семья Петрусенко все-таки выбралась к Вадиму в «Бородинские пруды». Два года подряд они ездят отдыхать вместе – небывалое дело! Не было бы счастья, да несчастье помогло: прошлым летом Викентий был ранен в ногу, задерживая преступника. Когда рана подзажила, они поехали долечиваться на курорт в Германию. Теперь, почти через год, в августе, начальство настояло, чтоб Викентий Павлович вновь взял отпуск: нога еще побаливала. И они решили – бог с ними, курортами и заграницами, поедем в родные места, к Вадиму.

Викентий Павлович и Тобик вернулись с прогулки как раз к обеду. У Вадима Илларионовича не было псарни – один Тобик, если не считать парочки дворняжек, вольно бегающих по двору, которых подкармливали конюх и кухарка. Но Тобика единственного пускали в дом, он был любимец: ласковый, послушный, умный. Вот и теперь он первый вскочил на крыльцо, носом и лапой распахнул двери и помчался прямиком в столовую – на вкусные запахи.

Когда все семейство уже сидело за столом, Викентий Павлович спросил:

– Чем занимались сегодня? А, Саша?

Одиннадцатилетний сын чуть насупил брови, пожал плечами.

– Да так… Ничего особенного… На речку ходил. Вода уже холодновата. – И пробурчал себе под нос, но так, что все услышали: – Это ведь не Крым…

Саша изо всех сил старался быть вежливым и не огорчать гостеприимного дядю. Но обида на отца и мать, настроение протеста все еще не улеглись в его душе, а притворяться он не умел. Зато малышка Катюша была всем довольна и щебетала как птичка: