Ангел-хранитель

-- Конечно. Из-за траура завтра отменяют съемки. Мы сможем заняться нашим садом. И после небольшой паузы добавил:

-- Нельзя сказать, чтобы я принес ему удачу.

-- Это может плохо отразиться на вашей карьере. Он резко махнул рукой.

-- Вы нашли мое письмо, Льюис?

Он взглянул на меня и внезапно покраснел.

-- Нет. Я не вернулся сегодня ночью. Я рассмеялась:

-- И имеете на это полное право. Я только написала, что буду очень рада получить "Роллс-. ройс" и что просто не смогла вам все объяснить, потому что очень удивилась. Когда вы ушли, я ужасно расстроилась.

-- Никогда не смейте расстраиваться из-за меня, --сказал он. --Слышите, никогда.

Его позвали. У него должна была быть любовная сцена с молоденькой актрисой Джейн Пауэр, симпатичной брюнеткой с вечно приоткрытым ртом. Она устремилась в его объятия с большим энтузиазмом, и я подумала, что с этих пор Льюис нечасто будет ночевать у меня дома. Конечно, так и должно быть, и я отправилась в ресторан студии, куда Пол пригласил меня на обед.

Глава восьмая

"Ролле" оказался пугающе огромным, он был грязно-белого цвета, с черными сиденьями, откидным верхом и кучей медных заклепок. Его, должно быть, собрали не позднее чем в двадцать пятом году. Короче говоря, это был настоящий монстр. Мой гараж был одноместным, и пришлось поставить его в саду, и без того совсем крохотном. Справа и слева от "роллса" осталось немного травы, которая окружала его романтическим ореолом. Льюис ликовал, скакал вокруг и даже променял свое любимое кресло на веранде на заднее сиденье этого чудовища. Он постепенно перетащил в "ролле" книги, сигареты, бутылки и, придя со съемок, сразу же туда забирался, клал ноги на дверцу и наслаждался ароматами ночи и запахом плесени, испускаемым ветхими сиденьями. Слава Богу, он хоть не собирался на нем ездить, и на том спасибо. Я вообще не могла понять, как эту колымагу удалось дотащить до нашего дома.

Мы пришли к совместному решению мыть его по воскресеньям. Тот, кто не драил ранним воскресным утром "Роллс-ройс" выпуска 1925 года, установленный, как статуя, в обезображенном саду, лишил себя в жизни большого удовольствия. Полтора часа мы мыли верх, полчаса убирали внутри. Сначала я приходила Льюису на помощь, и мы занимались фарами, радиатором, короче, всей передней частью. Потом, уже в одиночестве, я набрасывалась на сиденья. Наносила на них тончайший слой воска и растирала его замшевой тряпкой. До блеска надраивала деревянную панель приборной доски, подышав на стеклышки, снимала налет пыли и видела в них отражение своих горящих глаз. Снаружи Льюис, одетый в футболку, приводил в порядок колеса, шины, бампер. В половине первого "роллс" представал во всем своем сверкающем великолепии. Мы веселились как сумасшедшие, обходили его, попивая коктейли, и поздравляли друг друга с таким прелестным утром. Причем вся его прелесть заключалась в полной бесполезности наших действий. Пройдет еще неделя. На машине, конечно, никто ездить не собирается, и за это время наш "роллс" исчезнет в зарослях ежевики. Но в следующее воскресенье все повторится. Как дети, мы глубоко и искренне радовались этому. Завтра понедельник, мы вернемся к своим обычным занятиям, к нужной и хорошо оплачиваемой работе, которая доказывает окружающим, что мы существуем. Но, видит Бог, как я порой ненавижу эту жизнь со всеми ее хитросплетениями! Вот ведь забавно-может быть, стоит иногда возненавидеть жизнь, как я, чтобы оценить неповторимость всех ее проявлений.

Как-то раз, погожим сентябрьским вечером, я сидела на веранде, закутавшись в свитер Льюиса, просторный, жесткий и очень теплый, именно такой, какие я люблю. Недавно я с большим трудом затащила Льюиса в магазин, и он, потратив часть полученного гонорара, наконец-то обновил своей несуществующий гардероб. Теперь я все время носила его свитера, как я всегда поступала с вещами тех, с кем жила-единственный порок, в котором меня по-настоящему можно обвинить. Итак, я дремала и иногда принималась читать какую-то чушь, к которой за три недели должна была придумать диалоги. Если не ошибаюсь, речь шла о том, как одна глупая девчонка познакомилась с умным молодым человеком и после этой встречи превратилась в само совершенство, или о чем-то в этом духе. Единственная трудность заключалась в том, что глупая девчонка казалась мне гораздо умнее молодого человека. Но это был бестселлер, и смысл менять запрещалось.

Я позевывала и с нетерпением ждала возвращения Льюиса. И кого же я увидела?! В скромном костюме из темного твида, с огромной брошкой на лацкане-да, конечно, это была она-несравненная, знаменитейшая Луэлла Шримп, вернувшаяся из Чинечиты!