Ангел любви

Сцепив на затылке руки, Лилит напряженно всматривается в потолок. Ей кажется: вот

она медленно идет по пустынной улице. Дом спит, светится лишь одно окно. Это ее окно.

Там, за окном, чья-то тень. Тень печали, которая погнала ее на улицу.

Мимо промчался кеб с поздними пассажирами, шумное дыхание лошадей теплом

коснулось Лилит и растаяло в тишине лондонской ночи. Легкий ветер не в силах унять

разгоряченное воображение.

Хватит, хватит! Лилит судорожно потянулась и одернула сбившуюся батистовую

ночную рубашку. Пряный аромат щекотал ее ноздри. Она сморщилась, потерла переносицу:

чих у нее вызывал любой запах — будь то табак, духи, даже весенний воздух. Но этот, явно

восточный, фимиам был настолько странным, что ей вдруг стало крайне неуютно. Он

будоражил нервы, рождал безотчетную тревогу и острое подсознательное любопытство.

Да, за окнами Лондон, но сразу же, перешагнув порог особняка, Лилит почувствовала,

что попала в загадочный, неведомый, непредсказуемый мир. Все выглядело экзотическим,

таинственным, пугающим. Оплывшие восковые свечи, заменявшие электричество. Стены,

расписанные готовыми к броску кобрами.

Зловещие лики демонов из черного дерева, смотревшие из каждого угла комнаты.

Нависший над кроватью ярко-красный парчовый балдахин, расшитый изображениями

драконов, райских птиц, тигров, слонов, попугаев, павлинов и остролистых пальмовых рощ.

На деревянных спинках кровати вырезаны обнаженные мужчины и женщины.

Откровенность их поз не вызывала сомнений в происходящем.

Помнится, гувернантка неустанно внушала ей, что даже смотреть на подобное —

величайший грех. Ах, да при чем тут гувернантка... Ведь сегодня ее, Лилит, брачная ночь! А

смутность представлений о таинствах брачного ложа делала ее нынешнее положение просто

непереносимым.

Лилит спрыгнула с постели и с досадой задернула шторы. Потом присела на край

кровати, медленно взяла свечу и принялась внимательно рассматривать нагие фигуры. Вот

они слились в страстном поцелуе. А вот — плавная линия спины, широко раздвинутые ноги,

а между ними, на коленях, обнаженный мужчина с тщательно изображенным вздыбленным

естеством.

Лилит брезгливо скривила губы, но неожиданно поняла, что не в силах отвести глаз от

этой откровенной сцены. Сердце ее учащенно забилось, тело охватила сладкая-сладкая

истома. Казалось, вся она тает, подобно куску сливочного масла на горячей сковороде.

Ах, как громко стучит сердце! Сердце? Нет! Это кто-то осторожно стучит в дверь. Это

он. Наконец-то он. Лилит задула свечу. От страстного желания закипела кровь, отвердели

соски на высокой, упругой груди.

— Войдите, — сказала она тихим, дрожащим голосом, машинально прикрывая

простыней колени. Ладони неожиданно стали влажными.

Скрип отворяемой двери, луч карманного фонарика, женский, вопреки ожиданию,

голос:

— Извините, мэм. Можно войти?

— Рупи? — разочарованно отдернула Лилит занавес балдахина.

На пороге, грациозно склонившись, стояла закутанная в сари стройная бенгальская

девушка — горничная.

— Рупи... — Сон, который все коварнее обволакивал сознание, словно отпрянул и

испуганно затаился. — Что случилось? — Непроизвольная зевота раскрыла ее уста. — Ведь

сейчас ночь, не так ли?

Лилит приподнялась на локте, наблюдая, как нерешительно приближается луч

фонарика. Большим и указательным пальцем правой руки горничная, казалось, с опаской

сжимала сложенный вчетверо листок бумаги.

— Что-нибудь с мистером Данрейвеном? — Впрочем, что может случиться с ним в

первую брачную ночь?

Сон окончательно оставил Лилит, руки бессильно легли на одеяло.

— Мистер Данрейвен прислал вам записку, мэм. Я могу идти, мэм?

Записку? Вместо себя? Лилит лихорадочно ищет халат.

— Рупи, проводи меня, покажи, пожалуйста, дорогу.

Она одевается, опускает на лицо вуаль. Они идут через мощенный глянцевито

поблескивающими плитками двор, вдоль диковинной в восточном стиле колоннады.

Лилит чувствует, как тревожнее и тревожнее становится ее сердцу. Вот сейчас, через

несколько минут, она увидит Данрейвена, будет говорить с ним. Но почему всю ее наполняет

не столько чувство радости, сколько предчувствие чего-то недоброго?

Где-то хлопает дверь. До слуха Лилит доносится плач. Точно так же плакала ее мать.

Мама... Бедная мама, предпочитавшая жить в каком-то особом, имевшем мало общего с

реальностью мире, пока отец месяцами, а то и годами бороздил на своем корабле моря и

океаны. Темные, постоянно зашторенные окна ее комнаты. Курение каких-то наркотических

веществ, чтение каких-то непонятных Лилит книг и... вечное ожидание мужа из очередного

плавания.

Они идут. Куда они идут среди ночи? В мозгу звучит полузабытый разговор.

«В отличие от тебя, Лилит, я отлично понимаю: женщина в мире мужчин одинока». —

«Мама, я вполне вписываюсь в их мир». — «Одни разговоры, милая! То, что ты

подписываешь свои статьи мужским именем, не делает тебя мужчиной». — «Смотри, мама,

опубликовали отрывки из моего «Справочника путешественника». Лиман Брейзен...

Помнишь мои мучения, какой бы псевдоним себе взять?»

— Госпожа, осторожно! Мы уже пришли. — Служанка сделала движение, чтобы

подхватить, едва не споткнувшуюся о ступень, Лилит.