«Мартин, ты не умеешь врать. Вероятнее всего это связано с Джимом, — она смотрела на меня и о чем-то задумалась, а потом продолжила, — я помню, что просила тебя не уходить, остаться, спасибо, что был рядом».
Я с удивлением на нее посмотрел, потому что точно знаю, что она спала в тот момент.
Девушка, считав мой немой вопрос, продолжила: «В детстве я страдала лунатизмом. Не только ходила по квартире, но и совершала целенаправленные действия, например, рисовала, а еще разговаривала, могла даже отвечать на вопросы. При этом у меня глаза бывают то открыты, то закрыты, для лунатиков это нормально. Потом о лунатизме забыла, мы с родителями думали, что переросла его. Но после гибели Джима эпизоды лунатизма снова стали возникать, но теперь я еще иногда в этот момент разговариваю на тех языках, которыми владею. Поэтому я и спросила, на каком языке сегодня говорила. Как правило, люди не помнят, что делали в эпизод лунатизма. Я некоторые слова, картинки помню. Вот, например, помню, что ты был рядом, успокаивал меня. Спасибо тебе, Мартин. Твое тепло сегодня меня спасло. Чувствую, что мне во сне было очень плохо, но почему, не помню», — и Мари ласково улыбнулась.
Я сидел неподвижно, глядя на девушку, которая усмехнулась и сказала: «Вот где ты нашел такого непутевого, со странностями друга, а Мартин?»
«Не говори глупости, ты самая лучшая и уникальная», — ответил я и надул губы, от чего Мари в голос рассмеялась и потрепала меня по волосам.
А у меня в голове засели ее слова, сказанные во сне: «скоро ведь конец», от которых возникло чувство тревоги. Эта фраза порождает много вопросов, но ответов на них пока нет.
«Марусь, у меня есть предложение. Раз у нас с тобой выходной, поехали к Джиму, а еще можем заехать к его родителям и Эдвуну, которому ты с некоторых пор кровная родственница», — предложил я, а глаза девушки засверкали радостью, она выскочила из-за стола, подошла ко мне, обняла со словами: «Ты самый лучший друг на всей планете!» — и чмокнула меня в щеку.
Мы ехали на моей машине, с Мари на мотоцикле ездить невозможно, она так гоняет, что каждый раз прощаюсь с жизнью, садясь с ней на байк.
По дороге купили подарки детям, цветы Джиму, в пути болтали на отвлеченные темы, время пролетело незаметно.
Подойдя к могиле друга, я обратился к нему со словами: «Привет, Джим. Вот, привез твою ненаглядную. Хоть ты ей объясни, что надо отдыхать и не забывать есть. Меня она не слушает. Ни сестра, а наказание какое-то».
Мари с нежностью на меня посмотрела, потом села напротив могилы, положила цветы и обратилась к Джиму: «Я скучала, любимый. Как ты? Вспоминаешь меня? А вредину Мартина? Хотя нет, если честно, он обо мне хорошо заботится. С сестрой ему действительно не повезло, но он меня терпит. И за это ему спасибо. Джим, я вот тут представила, что будет, когда я Мартина женю, я же совсем останусь одна. Тогда буду у тебя бывать чаще, а может вообще перееду в этот район. Ты же будешь этому рад?»
Меня последняя фраза девушки расстроила, я встал и решил оставить ее наедине с Джимом.
После кладбища мы поехали в дом к Паркерам. Нас тут всегда рады видеть. Еще во дворе к нам вышел Грейди с маленьким Эдвуном, который сразу побежал к Мари с криками: «Маа». Она его подхватила, расцеловала и не спускала с рук. Мальчик ее постоянно обнимал, ласково прижимаясь, гладил ее волосы.
Пока детвора разбирала привезенные подарки, мы с Грейди разговаривали во дворе, а Мари с миссис Амади пошли в дом. Эдвун так и сидел у нее на руках.
Вообще у Мари очень трогательные отношения с этой семьей. Они ее называют дочкой, любимой Зефиркой, нашей девочкой. А она родителей Джима папой и мамой, а Эдвуна с недавних пор — «сыночек». Это так мило.
Пару часов побыв у родителей Джима, мы поехали домой. Когда отъехали, Мари повернулась ко мне и сказала: «Спасибо, Мартин, ты себе не представляешь, как важно мне было сегодня побывать у Джима. И как ты только об этом догадался?»
«Почувствовал», — ответил я и улыбнулся.
Когда мы с Мари подошли к ее квартире, на пороге обнаружили коробку дорого зефира. Я даже не стал скрывать своего удивления. А Мари достаточно спокойно подняла коробку и выбросила в стоящую на этаже урну.
«Это что?» — спросил я.
«Пошла вторая неделя, как кто-то балует меня зефиром», — усмехнувшись, ответила она.
— Ты знаешь кто это?
— Не знаю. Может поклонник — самоубийца.
— Почему самоубийца?
— Только такой может рискнуть пойти на неоправданный риск, пытаясь привлечь мое внимание к себе таким образом. Я же и убить могу за это.
Она засмеялась, вталкивая меня в квартиру, а я, если честно, сильно напрягся, что-то мне не до смеха. Такие совпадения маловероятны: дарить зефир тому, кого очень узкий круг называет Зефиркой.
— Марусь, поживи пока у меня. Не нравится мне этот инкогнито.
— Я же не могу у тебя жить вечно. Может этот человек не проявится никогда. У тебя должна быть личная жизнь, ты не обязан растрачивать время на непутевую «сестричку». Не волнуйся. Я смогу себя защитить, а вот тобой рисковать не буду, ты у меня единственный остался. Даже не проси.