Она хотела было уйти, но он задержал ее:
— Подожди минуточку. — И когда она удивленно обернулась, спросил: — Как я могу заработать денег?
Она засмеялась:
— Ты хочешь зарабатывать?
— Да, — кивнул он и почувствовал, что опять залился краской. — Должен же я что-то делать… И для тебя тоже…
Она промолчала, опустив веки, и он увидел темные круги у нее под глазами, бледные щеки… Она открыла глаза, и он понял, что спросила она всерьез. Сев, она вынула из кармана сигареты, одну протянула ему и сказала:
— Я рада, что ты заговорил со мной об этом, долго мы так не протянем. Вот посмотри. — Она вынула из хозяйственной сумки фотоаппарат, завернутый в белую бумагу. — Это — последнее, что у меня еще осталось. У тебя какая профессия?
— Я книготорговец.
Она засмеялась:
— Я не видела пока ни одной книжной лавки. А кроме того, с такой работы не проживешь…
— Почему это?
— Потому, что самое правильное сейчас — торговать на черном рынке.
Она внимательно поглядела на него, и ему показалось, будто на ее лице промелькнула улыбка. В то же время вид у нее был серьезный, и она была очень красива. Он почувствовал, что ему до смерти хочется ее поцеловать.
— Но черный рынок — не для тебя. И не пытайся, ничего не выйдет. У тебя это на лице написано. Ты понял?
Он пожал плечами:
— Что же мне делать?
— Воровать, — ответила она. — Это — еще одна возможность выжить. — Она опять испытующе посмотрела на него. — Может, с этим ты справишься. Но прежде всего надо добыть тебе настоящие документы, чтобы ты смог выходить из дому и чтобы мы получили талоны.
Она задумалась, потом сунула фотоаппарат в сумку и совершенно неожиданно сказала:
— До свидания…
В этот день он совсем не спал. И беспокоился, пока она не пришла. Всю вторую половину дня он сидел безвылазно в своей комнате, слегка приоткрыв ставни и глядя наружу. Там простирался огромный запущенный парк, и на фоне серого безграничного неба он увидел небольшую кучку суетившихся людей. Несколько мужчин и женщин валили деревья: он слышал удары топора и грохот, когда падало очередное дерево.
Вечером Регина сразу пришла к нему в комнату и положила на стол лист белой бумаги. Он подошел к ней, положил руку на ее плечо и так, стоя рядом, смотрел на плотные ряды букв на белой бумаге, а ее указательный палец двигался от пункта к пункту, пока она говорила:
— Тут тебе нужно только вписать, как тебя зовут или другое имя, какое хочешь, потом свою профессию, дату рождения, место рождения, населенный пункт, где ты попал в плен. Все остальное оформлено по всем правилам — и печать, и подписи настоящие, вот тут указан лагерь, из которого тебя выпустили, запомни. Но заполнить все это надо по-немецки и по-английски. А ты знаешь английский?
— Немножко, — ответил он. — Бог мой, откуда у тебя это?
— Обменяла, — ответила она. — На мой фотоаппарат. Справка настоящая, мне ее дал один американец…
— Бог мой, — опять пробормотал он. Но когда он крепче сжал ее плечо, она стряхнула его руку…
— Письмо твое в больницу я тоже отнесла.
— Спасибо.
Она отвернулась и направилась к двери…
— Регина, — позвал он.
— Ну, что еще?
— Останься со мной, — сказал он и подошел к ней.
Она попыталась улыбнуться, но улыбка у нее не получилась. И она спокойно позволила ему положить руки ей на плечи и поцеловать.
— Нет-нет, — тихо проговорила она, когда он ее отпустил, — оставь меня, пожалуйста… Я так устала, что мне хочется умереть. Не могу, ведь я тоже хочу есть, ужасно хочу.
— Мне кажется, я тебя люблю, — сказал он. — А ты, ты меня любишь?
— Кажется, люблю, — ответила она устало. — Правда, мне так кажется. Но сегодня оставь меня в покое, пожалуйста, дай мне побыть одной…
— Разумеется, прости меня.
Она лишь кивнула на прощанье, и он распахнул перед ней дверь, когда она выходила. Он увидел, как она устало прошла на кухню, и услышал, что она тотчас улеглась, не зажигая света…
VII