Именно в таких обстоятельствах и приходят в голову гениальные решения. Причем, обратите внимание, только к людям. Вы когда-нибудь слышали о гениальном ангеле? Вот то-то. Они там все такие талантливые, что сравнивать не с кем.
Мы едем в лес. Как обычно, всем коллективом. Почти. Минус Лариса, но плюс мой ангел. И в этом лесу, как и положено, охотимся. Причем сразу на несколько видов дичи.
Во-первых, пора переводить воспоминания о прошлом сплачивающем совместном отдыхе в плоскость настоящего. Разговоров об этой поездке, я думаю, на добрую неделю хватит — без моих постоянных подталкиваний.
Во-вторых, очень хочется хоть ненадолго из города уехать — та вылазка к Светке на дачу уже почти забылась. Моему ангелу, возможно, и достаточно каждый вечер вдоль реки туда-сюда вышагивать, но мне уже бесконечно надоело ощущение, что меня, словно собачку, перед сном выгуливают, чтобы спать не мешала.
В-третьих, было бы неплохо, чтобы мой ангел с ребятами поближе — лично, так сказать — познакомился. И понял, как несправедливо то, что им сейчас приходится терпеть от его собратьев. И проникся осознанием, что это безобразие пора прекращать. После чего можно больше не волноваться — он тут же этим и займется. Чтобы кто-то другой его не опередил.
И, наконец, последнее, но отнюдь не наименее важное — я смогу со стороны посмотреть, как он примется пожар неприязни тушить. Какими методами (может, пригодится, чтобы их с Мариной разнимать), а главное — с чьей позиции.
Он умудрился выступить адвокатом всех без исключения. И ребят успокоил, показав им пути, как карьериста осадить, не роняя собственного достоинства — у тех прямо глаза загорелись. И бездействие Сан Саныча объяснил погруженностью в работу и уверенностью в добром здравии собственного коллектива — нам ли об этом не знать? И их коллективный поход к нему предотвратил (а на самом деле — срыв ангельского эксперимента, хмыкнула я) — напомнив им, что решение кадровых вопросов должно находиться в компетенции руководителя, иначе полная анархия наступит.
Вот куда эти его психологические таланты дома деваются?
Под конец у него даже слово в защиту Ларисы нашлось — возможно, мол, жизни она еще не учена, глаза ей на элементарные манеры поведения нужно открыть.
Вот это мне совсем не понравилось.
О чем я ему по дороге домой и сказала.
И попыталась перевести разговор на Марину.
Он опять под облака взвился.
И слава Богу — в запале проболтался, что ему и Анабель посоветовала Марине помочь.
Что я, разумеется, от всей души поддержала.
И, к удивлению своему обнаружила, что последнее слово — чуть ли не впервые в жизни — осталось за мной.
Главное теперь, чтобы Марина после обещанных раздумий чего-нибудь нового не учудила.
Тогда, возможно, мне удастся отбуксировать этих двух особо ярких представителей инакомыслящих существ к столу переговоров. И Тошу к ним — дымовой завесой, чтобы не сразу поняли, куда их тащат.
Но разработку планов по урегулированию небесно-земных разногласий мне пришлось на некоторое время отложить.
Честно говоря, увидев на следующий день Тошу, я испугалась — на нем просто лица не было. И не я одна. В ответ на посыпавшиеся со всех сторон расспросы он замогильным голосом сообщил, что у Гали родилась дочка.
На некоторое время работа прекратилась.
Такой гвалт даже до погруженного в новые каталоги Сан Саныча дошел — он вышел из своего кабинета и присоединился к общему хору поздравлений и пожеланий.
Тоша молча кивал, приклеив на лицо мучительную улыбку, и обещал передать все добрые слова Гале.
Едва дождавшись обеда, я потащила его в кафе.
— Ну, рассказывай, — торжественно провозгласила я, устраиваясь за столом поудобнее.
— Что рассказывать? — как-то странно глянул он на меня.
— Все, — широко махнула рукой я.
— Да нечего мне рассказывать, — отвел он в сторону глаза.
Я нахмурилась. Что-то здесь не так — пусть он даже не человек, но что, кроме радости, может вызвать рождение новой жизни?
— Когда она родила-то? — задала я самый обычный вопрос, чтобы он немного расслабился.
— В 5.35, - коротко ответил он все тем же напряженным тоном.
— А когда ты ее в больницу отвез? — продолжила я расспрашивать о подробностях.
— Около девяти, — поморщился он, и вдруг его прорвало: — Только не я — она сама «Скорую» вызвала! Никому — даже матери! — не позвонила! А я уже в невидимости был — не мог же я сделать вид, что ни с того, ни с сего вдруг опять вернулся! Хотя, наверно, нужно было — я на минутку на улицу вырвался, позвонил ей — вроде узнать хотел, как у нее дела — так она мне ни слова не сказала! Что мне было делать?
— И что же ты делал? — с любопытством спросила я. Вот тебе, подумала я, минусы твоей полувидимости — для равновесия к тем плюсам, о которых ты мне столько песни пел!
— Ничего, — яростно рявкнул он. — Сидел, как идиот, ждал с ней эту «Скорую». А потом там под лежанкой этой распластался — пошелохнуться боялся! — так ковриком до больницы и доехал. Еле смог в приемное отделение прошмыгнуть.