Ангел-мститель (СИ)

Вместо того чтобы признать свою ошибку, как сделал бы любой из уважающих себя людей (которых их великое ангельское святейшество постоянно критикует!), и дать мне исправить положение (я уже рот открыла, чтобы прийти ему, как всегда, на выручку!), он опять сбежал. Еще и не постеснялся, координатор несчастный, велеть своим собратьям и даже темному сопернику нас с Мариной стеречь! Только я решила поинтересоваться (зря я, что ли, рот открывала?), от чего именно нас нужно — в его отсутствие — оберегать, как он перешел к угрозам.

Без меня он, видите ли, может разговор закончить! Вот сейчас! Хотела бы я посмотреть, как Тоша меня куда-нибудь отсюда увезет. Гале, по-моему, еще ни разу не приходилось его лечить — очень полезно будет обоим, чтобы забота друг о друге у них равномерно распределилась. Я поерзала на стуле, усаживаясь попрочнее и с удовольствием предвкушая свое непосредственное участие в улучшении их отношений.

После исчезновения моего ангела несколько минут все молчали. Ангелы настороженно переглядывались, лихорадочно размышляя, по всей видимости, над тем, что для них опаснее — предстать перед начальством по обвинению в разжигании… того, чем он их припугнул, или связаться с нами с Мариной.

— Мне кто-нибудь объяснит, — проговорила, наконец, она напряженным голосом, — куда его понесло?

— Зная его, — хмыкнул Стас, — я бы не решился делать никакие предположения.

— Да подписи он кинулся собирать, — пренебрежительно бросил Денис, обращаясь к Марине, — под обращением к тебе в защиту обездоленных хранителей. Или вообще их сейчас сюда притащит — митинг протеста устраивать. Ему же в любом деле команду собрать нужно и, естественно, возглавить ее.

Я задохнулась от возмущения — только поэтому Тоше и удалось опередить меня.

— А тебя зависть мучает? — саркастически поинтересовался он. — Возле тебя-то команда собирается только для того, чтобы тебе перья повыщипывать.

— Что-то я не заметил, чтобы меня для этой цели в нынешнюю команду пригласили, — не менее язвительно ответил ему Денис.

— Будешь договоренности нарушать, — с готовностью вступил в их перепалку Стас, — так и повыщипываем — это я тебе обещаю.

— Ты дотянись сначала, — не глядя на него, лениво заметил Денис. — Я эти договоренности не с тобой, а со своим руководством заключал — вот перед ним и отвечу.

— Если успеешь, — снова подал голос Тоша. — Сначала ты мне за все ответишь, а там посмотрим — будет ли тебе, чем докладную писать.

Я нервно глянула на Марину — она напряженно о чем-то размышляла, с виду всего лишь в пол-уха прислушиваясь к ангельскому обмену любезностями. Вот чует мое сердце, что это не Тоше меня, а мне его сейчас придется удерживать. Опять. Остальные меня мало интересуют — они, по-моему, друг друга стоят. И потом — им Марину доверили, вот пусть она их и разнимает. Тем более что они по другую сторону стола сидят — все равно не дотянусь.

К счастью (для ангелов, разумеется), их страсти не успели еще миновать точку возврата, как вернулся мой ангел. Не один. Рядом с ним стоял… высокий, сутулый, сухопарый, с волосами тускло-мышиного цвета — словно брюнета неудачно в светлого шатена перекрасили, с руками, плотно сжатыми на животе — словно он не знал, куда их девать, с глазами за круглыми очками в тонюсенькой оправе, не отрывающимися от земли — словно он боялся увидеть, что его окружает…

Ну, ни дать ни взять — знаменитый персонаж из знаменитого романа! Тот самый, который — как ни постарались авторы — в конечном итоге представляется читателю не гротескно-сатирической, а, скорее, трагической фигурой. Все-то у него осталось в прошлой, разлетевшейся однажды вдребезги, жизни, а в новой все ему чуждо, как рожденному в зоопарке животному — дикая природа. Не понимает он ее, приспособиться никак не может к новым правилам и манерам поведения — и носит его от одной перипетии к другой, как лодку, отвязавшуюся от причала, по бурному морю. Особенно, если есть, кому эту лодку то туда, то сюда пинать…

И когда мой ангел безапелляционно велел ему садиться, а потом еще и без всяких церемоний подтолкнул к стулу, сходство стало абсолютным.

Марина, правда, прототип другого героя в нем увидела — но мне показалось, что она исходила из того, каким она его себе раньше представляла, а не каким он ей сейчас увиделся. Кстати, когда он заговорил, у меня сложилось впечатление, что эту привычку подгонять увиденное под воображаемое она у него переняла. Не услышала я в его рассказе никакой железобетонной правильности — просто он счел, что в ее жизни все гладко и замечательно, как на шероховатой деревянной поверхности, лаком залитой, и принялся каждую возникающую трещинку замазывать и заглаживать, чтобы общая глянцевая картина не нарушалась.

А ведь и моя жизнь до появления в ней моего ангела могла со стороны отполированной до совершенства показаться — и так и осталась бы я куклой-матрешкой, если бы он не начал из упрямого любопытства их одну за другой откручивать, до самой последней, цельной, в самой глубине спрятанной добираясь…