Ангел на мосту

Она поднялась к себе в комнату и плакала, плакала с досады на этого взрослого дурака. И со слезами укладывала вещи. Утром она приготовила завтрак, но не выходила из кухни, пока синьор не ушел на работу, и тогда синьора пришла к ней на кухню и расплакалась, и прибежали дети и плакали тоже. А в поддень явился Джо, посадил ее к себе в машину и повез к Пелуччи; это была крестьянская семья, в которой она должна была жить до венчания. Мария Пелуччи объяснила ей, что в Новом Свете все выходят замуж, как герцогини. И это оказалось правдой. Целых три недели она ходила с Марией по магазинам и покупала себе подвенечный наряд, белый и самый новомодный, с атласным шлейфом, который стелился по земле. Но это был в то же время очень экономный наряд, потому что шлейф снимался, и тогда было просто вечернее платье для больших праздников. Потом надо было купить платья для подружек невесты — Марии и ее сестры; одной купили желтое, другой бледно-сиреневое, и их тоже легко было переделать впоследствии в вечерние туалеты. Потом надо было купить туфли и дорожные костюмы и чемодан, и все это было свое, а не просто взятое напрокат. И когда наступил день венчания, она так устала, что у нее колени стали жидкими, как молоко, и она шла к алтарю, как во сне, и ничего не помнила. На свадьбе было много paisani, много вина и музыки; потом они с Джо сели в поезд и поехали в Нью-Йорк, где дома были так высоки, что Клементина почувствовала себя маленькой и ей захотелось домой. В Нью-Йорке они провели ночь в гостинице, а на следующий день сели в вагон-люкс, в котором ездят синьоры, отправляющиеся в Атлантик-Сити; у каждого пассажира было свое место и к каждому подходил официант с подносом. Она повесила норковую накидку, которую ей подарил Джо, на спинку кресла, и все пассажиры любовались и восхищались ее норкой и думали, какая она, должно быть, богатая синьора! Джо позвал официанта и велел принести виски и сельтерской, но официант сделал вид, будто не понимает, что там Джо говорит, и так занят обслуживанием остальных пассажиров, что никак не дойдет до их кресел, и Клементина снова испытала гнев и стыд, как всякий раз, когда оказывалось, что только оттого, что они не умеют изящно выражаться на языке этого Нового Света, с ними обращаются грубо, как со свиньями. Официант так к ним ни разу за всю дорогу и не подошел, словно их деньги были хуже, чем у других. Поезд нырнул в длинный темный тоннель, а потом вынырнул в какую-то унылую, безобразную местность, где повсюду торчали трубы, готовые вот-вот изрыгнуть из себя пламя. Потом они ехали мимо деревьев, и рек, и лодочных пристаней. Клементина смотрела в окно на протекающую мимо быстро и без усилия, как река, страну и пыталась сравнить ее со своей прекрасной Италией, но видела только одно: чужая страна, чужая земля, все чужое. На подъездах к большим городам они проезжали окраины, где жила беднота и висело белье на веревках, и Клементина подумала, что бедные люди всюду живут одинаково и что во всех уголках земного шара развешано на веревке их белье. И жилища бедных всюду одни и те же — покосившиеся, прислоненные одна к другой лачуги с садиками, небольшими, но любовно и прилежно возделанными. Поезд ехал, пересекая пространство и время. Когда он тронулся, был еще только полдень, а сейчас уже закрывались двери школ, из них выходили дети с книжками в руках, одни шагали пешком, другие ехали на велосипедах, третьи играли на лужайке. Кое-кто из детей махал поезду, и Клементина тоже махала из окна. Она помахала детям, бредущим по высокой луговой траве, помахала двум мальчикам на мосту, старику, стоящему у переезда. И все они махали ей в ответ. Она помахала трем девушкам, женщине с коляской и мальчику в желтой куртке с чемоданом в руке. И все они махали ей в ответ. Потом воздух сделался каким-то пустым, деревья — реже, и она поняла, что они приближаются к океану. По краям дороги стояли щиты, на которых были нарисованы здания отелей и написано, сколько сотен номеров имеется в каждом и сколько помещений отведено под питье коктейлей, и Клементина с радостью увидела название отеля, в котором им предстояло остановиться, и убедилась в том, что он и в самом деле di lusso. Наконец поезд остановился; они приехали. На Клементину вдруг напала робость, но Джо сказал: andiamo[22], и официант, тот самый, что был с ними так неучтив, подхватил их чемоданы и потянулся было за ее накидкой, но Клементина сказала: «Спасибо, я сама» и вырвала свою вещь из рук этой скотины. Тут подкатил автобус, на боку которого было написано наименование их гостиницы. Она в жизни своей не видела такого огромного автобуса! Кроме них, туда насело довольно много народу. В автобусе Клементина и Джо друг с другом не разговаривали, потому что Клементина не хотела, чтобы их попутчики узнали, что она не владеет языком их страны.