Ангел Паскуале: Страсти по да Винчи

Они просидели, скорчившись, несколько минут. Никколо слушал через выдолбленную деревяшку, а Паскуале поглядывал то на темный сад, то на ярко освещенное окно. Потом голоса мужчин в доме зазвучали громче, Паскуале услышал, как Джованни кричит что-то о картинах. Он взмахнул небольшой деревянной рамкой, в которую была вставлена картина, выполненная на стекле.

Седовласый человек, без сомнения Паоло Джустиниани, вскочил с высокого кресла и попытался схватить картину. Вначале Франческо отскочил назад, затем поклонился и передал хозяину дома картину.

Черный Джустиниани, на лице которого отразилось холодное удовлетворение, выслушал то, что говорил ему Франческо, а затем швырнул картину в огонь. Франческо всплеснул руками и закричал своим высоким, несколько хриплым голосом, что существует еще одна, сделанная в то же время, и было бы неплохо соблюдать соглашение, а Джустиниани ответил, так громко и звучно, что задрожали оконные стекла:

— Я больше не нуждаюсь ни в каких соглашениях!

Он стащил с головы черную шапочку, прижал ее к лицу и кинул что-то на черно-белые плитки пола.

Повалил коричневый дым, и Франческо отшатнулся, задыхаясь; хозяин же выскочил за дверь и захлопнул ее за собой. Комнату заволокло дымом. Франческо сначала стоял на коленях, потом упал на живот. Огонь в камине начал угасать, добавляя черного дыма к смертоносным испарениям.

Никколо сорвал с себя плащ, обернул вокруг левой руки и ударил локтем в стекло. Дым повалил наружу — отвратительная резкая кислая вонь, хуже смога мануфактур. Паскуале оттащил Никколо в сторону и сказал:

— Франческо наверняка мертв. — Он опасался, что на звон разбитого стекла прибегут стражники.

— Может быть, — сказал Никколо, — но основная часть дыма выветрилась, смотри, огонь снова разгорелся.

Он выбил остатки стекла и полез на невысокий подоконник. Паскуале вдохнул поглубже и последовал за ним.

Горло тут же начало саднить, глаза защипало, они начали слезиться так, что Паскуале почти ничего не видел. Вместе с Никколо они перевернули тяжелое тело Франческо, но по его выкаченным глазам и синим губам было ясно, что он уже умер. Паскуале вспомнил о картине и сумел выхватить обугленную рамку из вновь занявшегося огня. Это дорого ему обошлось. Грудь пронзила жгучая боль, изо рта и носа потекла водянистая слизь.

Никколо подставил Паскуале свое костлявое плечо и помог ему дотащиться до окна. Они вместе вывалились наружу, и Паскуале тут же вырвало, когда холодный свежий воздух, пьянящий не хуже вина, ударил ему в лицо.

Он сжимал в руке обугленную рамку с картиной.

Никколо помог Паскуале встать, и они вместе тяжело побежали в тень за кедровой аллеей. У Паскуале саднило в горле, железный обруч сжимал голову, но с каждым шагом молодой художник ощущал, как силы возвращаются к нему по мере того, как из легких выветривается ядовитый дым колдуна.

Добравшись до деревьев, они услышали сразу несколько встревоженных голосов. Паскуале упал на землю, Никколо распластался рядом с ним. Трава была мокрой от холодной росы.

— Я слишком стар для такого, — простонал Никколо.

Паскуале указал на три мужских силуэта, вырисовывавшихся на фоне разбитого окна. Он сказал:

— Они думают, Франческо пришел сюда с сообщниками. Ой, смотрите!

Три стражника, каждый с зажженным факелом, разбежались в разных направлениях. Где-то залаяла собака.

Еще две фигуры показались из тени на углу виллы и помчались через лужайку к высокой стене. Плащ хлопал за спиной у человека повыше, который бежал широкими ровными шагами, второй согнулся почти вдвое, странно петляя. Стражники увидели этих двоих и пустились за ними, от факелов полетели снопы искр.

— У Франческо в самом деле были сообщники, — сказал изумленный Паскуале.

— Мы пойдем к воротам, — велел Никколо.

— Их же охраняют!

— Может, стражник как раз участвует в погоне. — Послышались крики и одинокий пистолетный выстрел. — Одно ясно точно. Больше здесь оставаться нельзя.

Они обогнули угол виллы и побежали по широкой гравиевой дорожке к воротам. Дорожка расходилась в стороны у статуи грифона, сидящего на задних лапах и одной передней лапой опирающегося на щит. Когда Паскуале пробегал мимо него, опережая Никколо, он почувствовал, как что-то ударило его по лодыжкам. Он споткнулся и упал на четвереньки.

Статуя грифона над ним зашевелилась. Все его конечности задрожали, и он поднялся на задние лапы. Паскуале скорчился на земле в ужасе и изумлении. Щит упал с деревянным грохотом. Пар вырывался изо рта грифона, он издал рык и замотал головой. Глаза загорелись красными лампочками. По всей длинной дорожке, ведущей к воротам, вспыхнули большие лампы, шипя и плюясь, выбрасывая густой дым, отливающий белым в лунном свете. Где-то вдалеке загудел звонкий гонг.