Ангел Петя

– И последнее. Ты будешь продолжать посещать занятия – мои и учителя Мануса. Манус говорит, что из тебя может выйти неплохой специалист по поиску личного пути. На занятия ходить только в маске – не хватало еще, чтобы кто-нибудь узнал, что старший жрец сидит за партой, вместо того, чтобы вещать с кафедры. Да, теперь ты старший жрец. Я уже внес нужные записи в храмовую книгу. Сегодня ты сделался Внемлющим в ночи и старшим жрецом. Неплохой денек, как ты считаешь?

– Ну, что у нас еще? Ватерклозетом и светильниками ты пользоваться умеешь – в учебном корпусе точно такие же. Брадобрей будет приходить по утрам. Еду приносят прямо сюда. Где тренировочный зал знаешь. Если чувствуешь себя утомленным, то к выполнению супружеских обязанностей можешь приступать не сегодня, а завтра. Или послезавтра – твое дело. И не опаздывай завтра на занятия!

С этими словами верховный жрец легко поднялся. Петрос вскочил, проводил учителя до выхода и вернулся в сад. Там он прислушался к своим ощущениям. Утомленным он себя не чувствовал.

Петя был человеком не особенно тщеславным – во всяком случае в областях, выходящих за рамки профессиональных интересов, но ощущение того, что он является единственным владельцем литературного шедевра, его будоражило. Придя домой он собирался первым делом прочитать пару страничек гениального произведения и лишь потом посвятить должное время анализу принципиально нового алгоритма шифрования, который в скором времени, как он небезосновательно надеялся, будет широко обсуждаться в профессиональном сообществе и носить его, Петино, имя. Точнее, фамилию. Но, как известно, один человек предполагает, а все остальные располагают. Как только Петя открыл дверь в квартиру, его нос ощутил божественный аромат высокой кухни. Пробираясь по коридору к источнику благоухания, Петя попробовал определить его составляющие – кажется, улавливается аромат молодой зелени кориандра и солодковый запах кочанчиков салатного цикория, к которому за два года он еще не успел привыкнуть, но, по вполне очевидным причинам, уже успел полюбить. Запахи пряностей не скрывали, а лишь подчеркивали и украшали благоухание основного блюда – тушеной говядины. Не телятины, с ее диетически строгим и необъемным запахом (да и вкусом, что уж там говорить), а зрелой духовитой говядины, мастерски доведенной до такого состояния, когда она уже тает во рту, но еще оставляет шанс ощутить жадными нёбом, зубами и языком восхитительную фактуру безупречно приготовленного мяса. Добравшись до кухни, Петя с удовольствием уставился на шеф-повара, стоящего к нему спиной. На ногах шефа обнаружились домашние тапочки, размеров на шесть превосходящие необходимый, а верхняя часть была задрапирована в Петину майку, достававшую до колен и казавшуюся большой и бесформенной на стройном теле девушки. Впрочем под майкой отчетливо угадывался круглый задик, уводя от мыслей о предстоящем гастрономическом разгуле.

– Мой руки – и за стол, – скомандовала, не оборачиваясь, Маришка.

– У тебя, что – глаза на спине? – привычно расстроился Петя и покорно пошел в ванную.

Потом был обед с французским вином, пусть не самого любимого взыскательной девушкой сорта, но вполне подходящим к изысканному блюду. Обед сопровождался, как всегда многословными, но от того не менее искренними, Петиными похвалами, а затем последовало совместное возлежание на широчайшем диване, прерываемое пару раз недолгим сном. Как результат, о своем новом приобретении молодой человек вспомнил уже вечером, когда Маришка собралась уходить:

– Ты Булгарина знаешь?

– Фаддея-то? А как же – я же всё-таки специалист по пушкинскому окружению.

– А он правда был великим писателем?

– Не сказала бы. А с чего это ты вдруг заинтересовался?

Петя вытащил из пакета папку и, положив на стол, сообщил:

– Вот по случаю приобрел его неизданную рукопись. Как считаешь, вещь стоящая или снова хомячком обзываться будешь?

Девушка пролистала несколько страниц, некоторые из которых посмотрела на свет и даже, зачем-то, понюхала, после чего сделала заключение: