На следующий день по всей стране был объявлен траур. Тысячи людей из ста двадцати четырех номосов съехались в Первый Город, чтобы проводить самого важного человека великой страны в последний путь. На храмовом дворе из драгоценного розового дерева, привезенного из восточных земель, сложили огромную, в пять человеческих ростов, пирамиду. На ее вершине в окружении шестнадцати огромных чаш с каменным маслом лежало тело верховного жреца, задрапированное в траурное белое полотнище. Когда ровно в полдень жаркое пламя погребального костра взметнулось вверх и заслонило высокую пирамиду, наверху почти одновременно загорелись чаши. Пламя поднялось еще выше и от него повалил жирный черный дым, заглушая аромат горящего розового дерева. Заревели трубы, им коротким злым боем отозвались храмовые колокола. Петрос знал, что трубы и колокола сейчас оглушительно звучат во всех храмах каждого из ста двадцати восьми номосов, а все главные жрецы молят Высокого Бога, повелителя подземного царства, чтобы он с любовью принял своего великого нового подданного. Петрос не выдержал и, не скрываясь, заплакал. Он знал, что ушел единственный человек, который его по-настоящему понимал.
– Я не верю, что это случайная смерть, – признался он Прометею во время ближайшей ночной встречи.
– Да, это несомненное убийство, Парва умер не от разрыва сердца – согласился Прометей. Кое-кто из Богов желает остановить прогресс у людей.
– Но зачем? Люди никогда не смогут противостоять Высоким Богам.
– Ты пытаешься понять, что подумала змея, кусая спящего человека. Змея не думает, она просто кусает, потом что не может иначе.
– Теперь я начинаю догадываться, – добавил Прометей, – почему последний корабль с рабами, отпущенными на свободу, не добрался до цели. Буря была ни при чем. Кое-кто не хотел, чтобы отпущенные крестьяне и ремесленники, научили дикие племена новому. У кого-то людской прогресс стоит костью в горле. Скоро, думаю, наступят плохие времена и у вас, и в мире Богов.
Закончив смотреть на родной мир глазами Маришки, Петя обернулся к арханам и увидел ту же картину, что обнаружил проснувшись после инициации: кальян, блокнот, шахматы. Правда, кое-что изменилось: все, за исключением Ферма, который лишь слегка посвежел, приобрели юный цветущий вид, а у Испанца, вдобавок, седеющий бобрик превратился в смоляные кудри до плеч, и образовалась небольшая бородка, которую Петя поначалу мысленно назвал мефистофелевской, а потом вспомнил слово «эспаньолка», испанская борода. Судя по всему, особые силы, которые четверка использовала для инициации нового архана, были им больше не нужны, и свою внешность уже можно было выбирать по настроению. Петя приблизился к четверке – пора было продолжать познание мира.
– Скажите, правда ли, что арханы пьют души других ангелов? – обратился он сразу ко всем четверым. Ответом было молчание, и Петя ощутил в нем странное сочетание обиды и неловкости. Молчание затягивалось, а потом за всех ответил Испанец:
– Вам случалось слышать, Петр, что в момент смерти происходит выброс особой энергии?