– Возьмите.
– Что это? – Вика машинально взяла листок в руки.
– Первое фото вашего малыша. Вклеите в семейный альбом и покажете ему, когда он вырастет.
“Когда он вырастет”, – обрывок этой фразы барабанной дробью отзывался в Викиной голове. “А что, если он никогда не вырастет? Почему они все такие жестокие? Почему они уверены, что я хочу оставить этого ребенка? Он даже не спросил меня, нужен ли мне этот снимок. Он что, не знает, что не все беременности кончаются родами? Где его врачебная этика? – Вика обнаружила, что все еще сжимает в руке распечатанный снимок. – Скорее выкинуть это. Немедленно. Где урна?”
Вика подошла к урне и бросила листок. Тот, совершив дугу в воздухе, перевернулся и упал рядом. Вика подняла его с пола и не удержалась – посмотрела на изображение. Понять что-либо на этом снимке было очень трудно. Фон из черных точек, область затемнения посередине и силуэт, принять который за ребенка можно было только при очень большой фантазии. Слишком большая голова и худое длинное тельце. Ни рук, ни ног различить было нельзя. Существо это показалось Вике довольно уродливым, и она, скрутив листок в шарик, решительно бросила его в урну. На этот раз попала.
– Дурочка, – сказал ангел Вика. – Потом ведь жалеть будешь. Вырастет наша маленькая девочка, а я-то уже знаю, что это девочка. Спросит тебя: “Мама, а где мой первый снимок УЗИ?” Что ты ей ответишь? Соврешь что-нибудь вроде: “А мне его не дали”?
Вечером приперлась тетушка Поли. Она собралась варить суп и обнаружила, что в доме нет ни одной морковки. У Вики в доме никогда не водились живые овощи, но она пригласила Поли зайти, сказав, что посмотрит. Причина была простой: Вике было страшно оставаться наедине со своими мыслями. Поли с ее вечными детскими историями, конечно, была не лучшим собеседником в такой ситуации, но выбора у Вики не было. Пусть уж такой собеседник, чем совсем никакого.
– Ой, Викуля, чем же ты питаешься? – запричитала Поли, успев увидеть пустые недра Викиного холодильника. – Приходи хоть к нам ужинать.
– Спасибо, Полин, да я сегодня в кафе поужинала, – соврала Вика.
– То-то я смотрю, ты поздно пришла. Яуже заходила к тебе час назад. С кавалером?
– Что с кавалером? – не поняла Вика.
– Ужинала-то с кавалером?
– Нет. С подругой.
– А-а. Ну, а кавалер-то есть?
– Нет.
– Ну ничего. Будет. Знаешь, я вот своего Толика тоже так долго ждала. Переживала, что никогда не выйду замуж, что детей будет поздно рожать. Даже хотела к гадалке идти, венец безбрачия снимать. А вот видишь, пришло время, и все наладилось. Так что не расстраивайся.
– К гадалке-то ходила? – спросила Вика.
– Не успела.
Вике мучительно хотелось спросить, делала ли Поли когда-нибудь аборты, но она понимала, что спрашивать такое у тетушки Поли нельзя.
– А как у тебя со здоровьем? Ты же тогда в обморок в аэропорту упала, – вспомнила Поли.
– Лучше.
– Видишь, это Господь тебя спас.
В дверь позвонили. На пороге стояла старшая дочка Полины.
– Мама у тебя? – строго спросила она.
– У меня. Заходи.
– Я на минутку, – сообщила девочка, входя в квартиру. – Мам, Катя плачет. У нее опять ушки болят.
– Иду, иду, – Полина поднялась со стула. – У Катюшки отит. Так жалко ее, бедную. Пойду, пора ей капли капать.
– А знаешь, какие мне мультики подарили? – спросила дочка Поли у Вики.
– Какие?
– Про Чебурашку и крокодила Гену! – торжественно произнесла девочка.
– И кто тебе больше нравится? – спросила Вика.
– Кто-кто! Чебурашка, конечно!
“И тут Чебурашка, – подумала Вика, закрыв за ними дверь. – Просто наваждение какое-то. Нет, надо звонить Корольковой. Она девушка практичная, плохого не посоветует”.
– Привет, Светик. Как дела?
– Нормально, Викуль. Сто лет тебя не слышала. Что не звонишь?
– Не хочу беспокоить молодоженов в их медовый месяц.
– Ой, да это одно название только, что медовый. Гриша все время работает, вот сегодня, не поверишь, первый вечер дома.
Вика и так поняла, что Гриша дома, потому что в его отсутствие Королькова называла его исключительно Пузиком.
– Мы из-за этого все никак не соберемся провести вечеринку по случаю свадьбы. Жених все время занят, – продолжала Королькова. – Ну а ты как? Как здоровье?
– У меня две новости, Светка. Одна плохая, другая еще хуже.
– Не пугай меня. Что стряслось?
—“Оптима” закрывается. Я через неделю буду безработной.
– Ой, Вика. Ну, это не беда. Отдохнешь немного и найдешь себе работу не хуже. С твоим опытом и в Москве ты не пропадешь. Тебеже не в Кувшиново работу искать. Давай я Гришу спрошу, может, кому-нибудь из его знакомых нужен грамотный эйчар.
– Спасибо. Я у тебя вот еще что спросить хотела.
– Ну?
– Скажи… аборт очень страшно делать?
– Ты что, залетела? – Королькова перешла на шепот.
– Ага.
– Сколько недель?
– Одиннадцать.
– Уже одиннадцать? Вот это да! И кто счастливый отец?
– Ты его не знаешь.
– Ну, хоть мужик приличный?
– Был бы приличный, я бы тебя про аборт не спрашивала.
– Да-а-а. Вика, я не могу сейчас тебе ничего рассказать. Гриша дома, может услышать. Он ничего про это не знает. Давай я тебе позвоню завтра. Ты не раскисай. Все будет хорошо.
– Я постараюсь. Позвони, когда сможешь. Ладно?