Ангел разрушения

В сознании у нее возникла картинка трехлетней давности, которая разворачивалась, точно при замедленной съемке. Она увидела свою собственную смерть, словно кто-то вовремя включил камеру и показал отснятое ей. Дана, психотерапевт Кэрол, называла эти воспоминания ложными. Старки приняла факты в том виде, в каком ей их сообщили, представила остальное, а потом стала смотреть на случившееся так, будто все помнила. Дана считала, что таким способом ее сознание пытается справиться с тем, что с ней произошло, увести от реального события, заставив оказаться вне его, и наделить зло лицом, чтобы было легче иметь с ним дело.

Старки глубоко затянулась и сердито выпустила дым в землю. Если таким образом ее сознание пытается примириться со случившимся, у него дерьмово получается.

Она снова перешла на другую сторону улицы к Марзик.

— Бет, у меня идея. Попытайтесь разыскать владельцев этих магазинчиков и выясните, не угрожали ли кому-нибудь из них, может, они были должны деньги, и все такое.

Марзик кивнула, продолжая с прищуром ее разглядывать.

— Кэрол, в чем дело? — спросила она.

— В каком смысле?

Марзик подошла ближе и принюхалась.

— «Бинака»?[5]

Старки наградила ее хмурым взглядом, перешла улицу и остаток дня и весь вечер потратила на то, чтобы помочь поисковому отряду собрать фрагменты бомбы.

Во сне она умирает.

Потом открывает глаза и видит утрамбованную колесами тяжелых трейлеров землю. Над ней склонилась команда «скорой», на резиновых перчатках кровь. В ушах шум, будто кто-то включил «Миксмастер» на самую медленную скорость. Над головой, точно тонкое кружево, переплетаются голые ветки эвкалиптов — стоит зима, — они продолжают медленно раскачиваться от взрывной волны. Один из врачей ритмично нажимает ей на грудь, пытаясь заставить сердце работать. Другой втыкает длинную иглу. Холодные серебристые пластины касаются тела.

На расстоянии тысячи миль от шума в ушах чей-то голос кричит: «Разряд!» Ее тело вздрагивает, дергается.

Старки находит в себе силы произнести имя:

— Рафинад?

Она не знает наверняка, сказала ли имя вслух или только подумала, что сказала.

Она поворачивает голову и видит его. Дэвид «Рафинад» Будро, каджун[6], давно покинувший штат Луизиана, но сохранивший свой мягкий французский акцент, который она находит таким сексуальным. Ее начальник. Ее тайный любовник. Мужчина, который покорил ее сердце.

— Рафинад?

Далекий голос кричит:

— Пульса нет!

— Разряд!

Жуткий электрический спазм.

Старки тянется к Рафинаду, но он слишком далеко. Это несправедливо, что он так далеко. Два сердца, бьющиеся как одно, не должны быть так далеко. Расстояние, разделившее их, огорчает ее.

— Раф?

Два сердца, которые больше не бьются.

Медики, что занимаются Рафинадом, отходят на шаг. Он умер.

Ее тело снова сотрясается в судороге, но это ничего не дает.

Она закрывает глаза и чувствует, как поднимается сквозь ветви деревьев к небу, и испытывает облегчение.

В три ночи Старки проснулась, понимая, что уже не уснет. Она закурила и продолжала лежать в темноте, пуская к потолку струи дыма. Работу она закончила в районе полуночи, но домой добралась только около часа, приняла душ, съела пару яиц всмятку и выпила бокал джина «Бомбей сэпфайр», чтобы заснуть. И вот сна уже как не бывало, хотя прошло всего два часа.

Через двадцать минут она выбралась из постели и прошла по дому, повсюду включая свет.