Вольфганг скептически относился к официально заявленным целям нашей экспедиции; Вольфганг – третий член нашей команды из четырех человек – относился скептически ко всему. Он служил в министерстве иностранных дел. Он был примерно одного возраста с Дитером и любил его поддразнивать. Дитер щетинился, словно дикобраз. Я наблюдала за ними и не вмешивалась.
Я замечательно проводила время. Я летала каждый день, и у меня оставалось достаточно свободного времени, чтобы внимательно осматриваться по сторонам. Бразилия приводила меня в восхищение: полная противоположность стране, из которой я приехала.
Через час я встала, набрала воды в покрытый сетью тонких трещин голубой эмалированный умывальник, помылась, переоделась и спустилась вниз. В тот вечер нас пригласили на концерт, организованный германо-бразильским обществом культуры. Налаживание международных культурных связей – здесь мы здорово постарались.
Мы в десяти минутах полета от Рехлина. Пять дней назад я прилетела сюда, чтобы пересесть на вертолет; такое ощущение, что с тех пор прошла целая жизнь.
Я (как и все) надеюсь, что рехлинский аэродром все еще действует. Что там есть рация, по которой генерал передаст нужное сообщение куда следует; что там есть электричество и доступная посадочная площадка. Почему бы там не быть всему этому?
До нашего вылета мы не имели возможности все выяснить. Телефонная связь со штабом теперь прервана. Последний звонок оттуда поступил вчера в три часа пополудни; для них это оказалось последней возможностью осведомиться о происходящих событиях и получить ответ. Теперь они могли сообщаться с миром только дробью телеграфного ключа, похожей на постукивание трости слепца по дороге.
Я словно наяву услышала постукивание ключа под рукой слепца, сидящего в заброшенном контрольно-диспетчерском пункте рехлинского аэродрома.
Потом я вдруг засомневалась: вчера или позавчера поступил оттуда звонок в три часа пополудни? Сколько времени мы провели в той кроличьей норе? Пять дней? Что значит «день»? В царившей там темноте, не отступавшей даже при свете зажженных ламп. Ритмичный глухой стук, словно ты пребываешь в чужом теле. Голоса.
Уже несколько месяцев назад штаб перестал руководить какими-либо действиями, но сила привычки по-прежнему властвует над умами. Возьмем, к примеру, генерала, сидящего позади меня. Он казался вполне здравомыслящим человеком, покуда не спустился в кроличью нору. А теперь посмотрите на него. Оцените дурацкую миссию, взятую из какой-то сказки, из какой-то юмористической книжки.
И посмотрите на меня, которая летит вместе с ним, дабы выполнить эту миссию.
Однажды я застала Дитера в баре отеля с американской газетой в руках.
Он завороженно смотрел на фотографию огромного костра. На заднем плане смутно виднелось здание, показавшееся мне знакомым. Вокруг костра стояли люди с исступленным выражением лиц. Люди в форме, бросавшие что-то в костер. В форме штурмовиков.
Приглушенным, дрожащим от возбуждения голосом Дитер сказал:
– Они сожгли книги!
– Кто? – тупо спросила я. – Какие книги?
– Весь хлам, который уже давно следовало сжечь.
Я посмотрела на него. Потом внимательно рассмотрела фотографию. Она мне не понравилась. В частности, мне не понравилось выражение лиц людей, собравшихся вокруг костра.
Я задумалась, что же такое сжигают в этом костре. Разумеется, данное действо носило чисто символический характер: нельзя уничтожить книгу, сжигая ее экземпляры. Я думала, зачем это кому-то понадобилось. Я не особо увлекалась чтением, но отдельные книги многое для меня значили. Еще в детстве я перечитала все собрание сочинений Дюма, хранившееся в отцовском кабинете. Я любила исторические романы и книги об экзотических странах. В четырнадцать лет я прочитала о раскопках Трои Шлиманом и никогда не забуду дрожи восторга и удивления, которая пробрала меня насквозь, когда я поняла, что Троя действительно существовала. Кроме того, я любила отдельные стихи, которые помнила наизусть и ни при каких обстоятельствах не смогла бы вычеркнуть из памяти.
Неужели какие-то книги, имеющие для меня значение, тоже горят в этом костре? Вполне возможно.
Но дело было не в этом. Вероятно, каждый мог бы найти здесь свою книгу, подумала я, а теперь никогда не найдет. Именно поэтому книги нельзя сжигать.
Лицо Дитера светилось мальчишеским восторгом.
– Теперь мы действительно сможем возродить Германию, – сказал он.
С течением времени зародилась идея отловить нескольких грифов и увезти с собой. Мы подарим птиц Исследовательскому институту планеризма.
Они являлись самыми чуткими детекторами воздушных потоков. Я много раз мысленно благодарила парящего в поднебесье