Ангел Рейха

В первый день войны транспортный планер, который я испытывала, получил статус стратегически важной машины. Заводы получили заказы на дюжины таких планеров. Ходили слухи, что правительство дало добро на его использование в условиях боевых действий.

Примерно тогда же опытные планеристы стали исчезать один за другим в неизвестном направлении.

Вторжения во Францию, которого все мы ожидали, не произошло. После ряда молниеносных побед, одержанных нашими войсками в Польше, наступило тревожное затишье. За летом пришла осень, а за осенью зима. Планеры мирно дремали в ангарах.

Однажды я получила странное письмо. Оно дошло до меня по тайным каналам, о которых я и по сей день могу лишь догадываться, и было написано одним моим старым знакомым, планеристом. Он писал так, словно я была его последней надеждой. И не только его.

Планеристов держали в изоляции на военной базе, в условиях строжайшей секретности, подготавливая к некой военной операции на Западе. На самом деле их никак не готовили к заданию, не учили летать под зенитным огнем, не давали возможности практиковаться во взаимодействии с пилотами буксировочных самолетов, хотя взлет обещал быть опасным; и никто их не слушал, поскольку они в лучшем случае носили звания младших офицеров, а многие так и вовсе были гражданскими лицами.

Люди, ответственные за операцию, явно ни черта не смыслили в планеризме.

Представлялось совершенно очевидным, что множество планеристов просто погибнет бессмысленной смертью.

Пилот, обратившийся ко мне за помощью, умолял меня сделать все возможное. Наверняка кто-нибудь в министерстве прислушается к голосу разума, писал он.

– Я ничего не могу поделать, – сказал Эрнст. – Мне очень жаль. Конечно, ситуация абсурдная. Но она вне моей компетенции, а в министерстве все крайне болезненно реагируют на вещи такого рода.

Я знала это. Но все равно надеялась, что он найдет выход.

– Попробуй обратиться к фон Грейму, – сказал Эрнст. – Вообще-то я думаю, что тебе следует обратиться к Мильху. Но если ты пойдешь к Мильху, не говори, что это я послал тебя к нему.

– Но кто же несет за это ответственность? – спросила я.

– Ответственность? – Эрнст недоуменно вытаращился на меня. Потом рассмеялся. – Да никто не несет никакой ответственности. Просто у нас так делаются дела. Чего ты хочешь? Чтобы операцией руководили люди компетентные?

У Эрнста были неприятности.

Новая должность накладывала на него обязательства, которые он не мог выполнить, и бремя непосильной работы, которое он мог лишь переложить на плечи своего заместителя Плоха. Или оставить все бумажки валяться на столе и уйти.

Но если он бросал все бумажки на своем рабочем столе, то, вернувшись на следующий день, неизменно заставал их на прежнем месте.

В течение трех или четырех месяцев всякий раз, заходя в кабинет Эрнста, я видела одну и ту же нетронутую стопку документов, лежащую на дальнем углу стола. Потом он придавил ее книгой. Это были документы из офиса Мильха, связанные с разработкой и производством «Ю-88». Другая стопка документов – похоже, так и не получивших хода, – относилась к проблеме рабочих площадей авиационных заводов. По всей видимости, нам не хватало рабочих площадей. Предложенное Эрнстом решение проблемы вызвало яростные возражения Мильха, который обрушился на него с бесконечным потоком напоминаний о специфике производства.

Кроме того, был еще новый истребитель Мессершмитта, «Ме-262». Эрнст хранил чертежи не на рабочем столе, а в портфеле – словно надеялся постепенно проникнуться некой непостижимой для него идеей, постоянно таская их с собой.

Он стал бояться принимать решения. Ему обещали помощь специалистов, и он ее получил; но он не доверял специалистам. И имел все основания для недоверия. Все специалисты продвигали собственные проекты в расчете упрочить свое положение. Эрнст пытался взвешивать противоречивые доводы, но понимал, что не обладает достаточно широкими знаниями для того, чтобы верно оценить перспективность каждого проекта; он смотрел на графики, таблицы и диаграммы – и приходил сначала в растерянность, а потом в раздражение. Будучи начальником технического отдела, он привык откладывать решения серьезных вопросов на неопределенный срок; это не составляло труда, ибо ему часто приходилось покидать офис в связи со служебными делами. По крайней мере, он так говорил. Теперь же, в новой своей должности, Эрнст должен был принимать решения практически в каждой своей командировке. И как бы он ни старался оттягивать решение того или иного вопроса, в конечном счете ему приходилось брать ответственность на себя, и тогда чаще всего он злился. По меньшей мере один раз он бросил монетку. В другой раз написал названия двух авиазаводов на листочках бумаги, которые скомкал и бросил перед своим сиамским котом, чтобы посмотреть, какой из них он тронет лапой сначала.

Эрнст тянул с решением по поводу «мессершмитта» неделю за неделей, месяц за месяцем.