Ангел с пламенными крыльями. Том 1

- Четверо наших сдались, - покачал головой майор. - - Последовали приказу. Мы - нет, решили сражаться до последнего. Они не знали о бомбе. Мы - знаем. И мы у вас. Как вы решите, мужики - так и будет. Если сдадитесь - мы с вами. Решите уходить, прорываться - поможем огнём. За какой конец винтовку держать знаем. Вдруг и правда получится? А решите драться...

- Да кем, кем драться! - подскочил Паша из предыдущего ролика. - Нас тридцать! Тридцать человек, товарищ майор! Двенадцать ополченцев и восемнадцать бригадовцев! И пятеро гражданских в медслужбе! Три девочки и мальчишка! Да раненые, сорок шесть тел, кого в город до завала не успели отправить! Нету у нас редута! Нету у нас батальона! Никого нету!

- Зато у вас есть бомба, - одними глазами усмехнулся майор.

Смена плана. В кадре картинка. Вид плеча и груди Михалыча, 'Достоевского'. Было видно, они сидят со снимающим рядом в одном из тёмных оставшихся без света тоннелей, разговаривают 'по душам', и судя по эмоциональному накалу, разговор очень важный. Наверное, самый важный во всей этой кампании на вольфрамовом заводе.

- Видел, ты и на совете запись включил, - укорил 'Достоевский'. - Не можешь без своих штучек, да?

- Дядь Федь, я... - попытался оправдаться Макс, но был остановлен.

- Молчи уже, - устало махнул рукой ополченец. - Если б я хотел - ещё там приказал бы выключить. И Иваныч заметил - и тоже молчал. Что, удивлён?

- Ну... Да. Он же обычно ругается.

- Обычно... - потянул 'Достоевский'.

- А что в этот раз такого, что разрешил? - не понимал Мак.

- Такие дела, Максик, что всё, что было раньше, не имеет больше значения.

Помолчал. Перешёл к другой мысли, тоже начав издалека.

- Ты условно гражданский, Макс, но все мы знаем, что ты - воин. Такой, каких поискать. Скольких ребят с того света вытащил? Сколько тебе жизнью обязаны?

- Михалыч, я...

- Молчи! - вновь одёрнул ополченец. - Молчи и слушай. Мы, конечно, все тут воины. Суровые мужики, много лет сражаемся и знаем, что такое война. А бригадовцы - те и до нашей войны знали, как деструктор держать, вон, сколько народу по Африкам воевало... Молчи говорю! - в очередной раз одёрнул готового что-то возразить мальчишку. - Только знаешь какая ирония? Не мы главные на этом редуте. А ты.

- ??? - Обалдение мальчишки передалось на эту сторону визора.

- Не смотри на меня так. Именно от тебя зависит, зря мы тут сидели все эти четыреста восемьдесят пять дней, или не зря.

Снова помолчал, собираясь с мыслями.

- Понимаешь, мы пойдём в бой. Но не важно, как он окончится - мы в любом случае проиграем. Если у нас получится - спасём жителей Смоленска, или отсрочим их гибель. Нет - не спасём и не отсрочим. Но ничего не изменится.

Даже если они обрушат верхние уровни, потом, после войны, найдут сотни тысяч причин обелить себя. Никто никогда не упрекнёт их том, что натворили. А ведь это геноцид, Максик! Геноцид не чужого, СВОЕГО народа! Самое страшное преступление из всех, что только возможны!

Но никто не посмеет сказать выродкам слова против - иначе тут же отправится в шлюз без скафандра. Победителей не судят.

А даже если у нас получится, они эту тему потом просто замнут. Заставят всех забыть, что на наши равнины стягивались буровые и какие завозились заряды. Никто не упрекнёт их в попытке геноцида, потому, как никто не докажет, что таковая была. Повторюсь, даже если у нас получится. И они и дальше будут жить, здравствовать и творить беспредел. С народом. Нашим. Собственным. Вот такие дела, Колобок.

- Видишь, мы в тупике, - зло усмехнулся ополченец. - Эта сволочь Ноговицын в любом случае победил. Всё, что мы можем, всего лишь умереть честными людьми в ладах с собственной совестью.

- И что же делать, дядь Федь? - в голосе мальчонки было столько боли...

- Ты, Максик, - упёрла фигура 'Достоевского' в мальчишку указательный палец. - Ты единственный, кто может что-то изменить.

Старый ополченец снова помолчал.

- Мы с Иванычем, а до этого ещё и с Сергеичем, долго кумекали насчёт твоего хобби, всех этих еженедельных и ежемесячных записей. Сам понимаешь, война, секретность, а тут ты со своей камерой. Но решили разрешить, чтоб память была. Нас всех не будет, сгинем, а память останется - здорово же это!

Но теперь ещё покумекали, и пришли к выводу, что это не просто записи. Это, Максик, оружие. Самое мощное из всех существующих на сегодняшний день. Вот какое ты знаешь самое мощное оружие?

- Термояд? Аннигиляторы? - предположил мальчишка.

- Информация, Максик! - назидательно поднял вверх палец Михалыч. - Информационная бомба - самая страшная из бомб. Гораздо страшнее любых анигиляционных или термоядерных.

- Ты пойдёшь с ранеными и девчонками, - отрезал он. - Не спорь, всё уже решено, это приказ. У нас сорок шесть раненых, по конвенции, которую латиносы этих выродков заставляют соблюдать, их нельзя так просто взять и грохнуть. Как и вас, гражданских. Ты - мальчишка, они - женщины, да и пойдёте без оружия. Лучше, чтобы вообще вас патруль амигос обнаружил, но любой вариант сойдёт.

- Я не пойду без оружия! Как же!..