— Польщен! — обернулся я к Сандре и сделал весёлые глаза. — Польщен, что «эти …ляди» обо мне так отзывались!
Кто-то из моих девчонок далеко за спиной в голос рассмеялся. Что ж, шоу достаточно. А теперь серьёзно:
— Детка, мне незачем тебя пытать, когда у меня есть эти милашки. — Я обнаглел, вытянул руку и погладил Натали по головке. Та попыталась голову отодвинуть, зашипела, но бросить конвоируемую не решилась. — Видишь, это они со мной добрые. А с тобой добрыми не будут. Они принципиально не любят, когда кто-то предаёт СВОИХ! — сделал я большие глаза. — В них можно стрелять, кидать ножи, взрывать перед их глазами ослепляющие «флэшки»… Но честно, в лицо. Бить же в спину, предавать… — Я вздохнул и отрицательно покачал головой. — Так что ты зря думаешь, что тебе ничего не угрожает.
По моему сигналу Натали резко дёрнула это рождественское дерево за горло назад, одновременно толкая ногой под колени. И когда та шмякнулась на колени на пол, резко, до хруста, потянула вверх руку. Сразу видно службу вербовки и работу с зеками — проделано всё было с ювелирной элегантностью.
— А-а-а-а-а-а-а-а!!! — заорала предательница.
— Говори, — разрешил я. — Зачем ты это сделала?
— Они мне заплатили! Много заплатили!
— Сколько?
— Пять тысяч!
— А сколько ты просила?
— Три! Всего три!
Да уж, хороший повод предать. Ничего не скажешь.
— Три тысячи за то, чтобы рассказать, что сама же подсадила одного из них на крючок?
— Три тысячи за то, чтобы показать, кто это делает! Кому это нужно! — зло парировала деваха, будто выплюнула. — Показать, кто меня нанял! И что он не один; под угрозой все, кто трахал ту беременную …лядь!
Любит она это слово! Хоть бы как-то заменила синонимами. Хоть где-то.
Накатил приступ, захотелось растерзать её совсем, голыми руками, но удержался. Привык держаться. Месть сладка только в холодном виде.
— Ты могла сразу сказать, что хочешь больше? — рыкнул я, чувствуя, что хоть и держусь, но на грани.
— Сразу? — Данная особь победно скривилась; вывела меня из себя, а истинных сеньорит такие вещи несказанно возбуждают. — Откуда я знала, сколько сразу потребовать? Я ж не знала деталей! А после вы меня грохнули бы, как шантажистку. А так… Это дело того стоит,
— Значит, я недоплатил, — сделал я главный вывод причины её поступка.
— Именно! — победно воскликнула она.
— И ты получила своё с них.
— Ага. И что теперь? В шлюз и в атмосферу меня?
Она ещё и иронизировала.
— Селеста! — позвал я.
— Что, шестеришь, подруга? — перевела внимание эта особь на мою спутницу. — Или нет, тебе он заплатил — так заплатил. Конечно! Это я, дура целованная!..
— Заткни её! — попросил я Натали.
Следующая реплика особи потонула в слюнях и крови — врезала сотрудник службы вербовки от души, кулаком, а не как я, ладошкой. Опыт, что сделаешь! Да и она сама сеньорита, ей делать больно другой сеньорите можно.
— Селеста, ты понимаешь, что это твоя вина? — констатировал я, глядя на воющую особь — нескольких зубов она уже не досчиталась, и это только начало.
Моя камаррада стояла вся красная, мрачнее тучи, виновато вжав голову в плечи. Готовая провалиться, но земля разверзаться не спешила.
— Ты неправильно подобрала кандидатуру, Селеста, — давил я. — Неправильно обработала морально. Неверно подобрала ключик.
— Да-а-а… — Селеста была на грани того, чтобы расплакаться, но держалась.
— Фы фафафу…
Бум! Новый удар.
— Тебе слово не давали! — Натали рявкнула и вновь с силой дёрнула. Раздался отчаянный вскрик — только теперь мразь поняла, что с нею не шутят.
— Ты позволила блеску золота застлить тебе разум, дорогая, — безжалостно добивал я Селесту. Ибо после произошедшего можно только так. — Иначе бы ты не допустила такого промаха. Признаёшь?
— Да-а-а-а!.. — По щекам девушки потекли слёзы.
— Ошибки надо исправлять. — Я протянул ей игольник, рукояткой, предварительно выставив соленоиды на минимум. — Ты знаешь, как исправляются ошибки.
Та оружие взяла, но руки дрожали.
— Хуан, я не думала, что ТАК…
Я отрицательно покачал головой, не давая окончить фразу.
— Она предала в первую очередь тебя, малышка. Свою. Которую ты считала подругой. Просто пожелав больше злата. Плевать, что ей всё равно на то изнасилование — каждый человек сам себе выбирает моральный облик, сукой быть и мразью, или порядочным человеком. Но она нарушила главный закон улиц, с которых сама родом. Главный закон этой грёбаной жизни. И ты не девочка, объяснять, какая за это бывает кара. Давай!
Селеста плакала. Да, она не девочка, но от этого не легче. Несколько раз порывалась поднять игольник, но опускала. Однако не отошла, и оружие не бросила.
— Хуан, я не думала, что всё серьёзно НАСТОЛЬКО!!!..
— Восьмой смертный грех, — напомнил я. — Теперь уже твой.
Это произошло внезапно. Селеста заорала и дёрнулась, вскинув оружие. Палец её оказался утоплен в гашетке. Не получилось. Щелчок, ещё щелчок. Снова ноль. Лишь звук срабатывания пружинки спускового механизма в звенящей тишине ангара.