Ангел с железными крыльями

Тимофей Фроскин, будучи хроническим алкоголиком, не спал с самого раннего утра, мучимый жаждой, головной болью и остальными похмельными синдромами. Когда он стал стучать в дверь и требовать воды, а на его стуки никто не отозвался, в нем невольно начал расти страх. Когда наконец дверь в камеру распахнулась, вместо надзирателя в камеру неожиданно вбежали два полицейских и без каких-либо объяснений, скрутив ему руки, куда-то поволокли. Страх еще сильнее сжал сердце, когда его вывели на улицу и посадили в экипаж между двух конвойных. Он попытался с ними заговорить, но вместо этого один из полицейских ткнул ему под ребра стволом револьвером и предупредил, что при малейшей попытке к бегству тот будет застрелян. От этого предупреждения руки у убийцы затряслись, а на лбу выступил холодный пот.

– Ради бога, скажите: куда вы меня везете?

– На казнь, – негромко сказал второй полицейский и засмеялся.

Убийца побледнел. В висках застучали молоточки. Мысли заметались подобно стае воронья, но спустя какое-то время он сообразил, что это была только злая шутка, и уже начал успокаиваться, как вдруг увидел, что пролетки свернули к складам, к месту убийства. Тут грубая шутка конвоира приобрела в его голове особый смысл, а стоило пролетке остановиться на том самом пустыре, где он увидел полицейских, стоящих около тайника с ножом, его мозг просто взорвался. Он попытался вырваться из рук конвойных, а когда не удалось, громко с надрывом закричал:

– Суки!! Иуды!! Продали!! Петька, тварь!! Паскуда!! Нет!! Один не пойду на каторгу!! Все!! Все ответят!!

Его исповедь длилась не более пятнадцати минут, после чего он сел на землю и заплакал.

Об этом мне рассказал сияющий Волошин, вернувшийся после своего эксперимента в участок. Поинтересовавшись сроками, которые получат бандиты, я был несколько удивлен, когда узнал, что убийце грозит срок до семи-восьми лет каторжных работ, а его братьям дадут вполовину меньше, как соучастникам.

«Мягкие, однако, законы в Российской империи».

Вернувшись в гостиницу, я обрадовал этой новостью Алексея. Мальчишка сначала прыгал от радости от того, что Фроскины навсегда исчезли из его жизни, а затем вдруг остановился и присел на краешек стула с унылым видом.

– Эй! Что опять с тобой? – решил я поинтересоваться его столь резким переходом настроения.

– Ничего, дяденька.

– Говори.

– Теперь я вам не нужен, да?

– А, вот ты о чем! Гм. Да живи пока, а там посмотрим.

Лицо мальчишки сразу просветлело.

– Слушай, Алексей, а где твои родители?

– Мамка умерла. Еще два года тому назад. Отец… на каторге, – голос его звучал глухо и тоскливо.

– Вот оно как! За что?

Паренек отвернул лицо и стал смотреть куда-то вбок.

– За… убийство.

– Не бойся. Сын за отца не ответчик. Как жили, так и будем жить дальше.

Парнишка поднял на меня блестевшие от подступающих слез глаза, глядя на меня с каким-то обожанием. Возникшее внутри меня чувство неловкости заставило меня буркнуть:

– Хватит сырость разводить. Думай лучше, куда обедать пойдем.

Парнишка проглотил комок, стоящий в горле, и наконец сдавленным голосом сказал:

– Спасибо вам за все, дяденька.

– Пожалуйста, племянничек, – съязвил я в ответ, потом подумал и добавил: – Завтра встречаюсь со своей сестрой, не хочешь составить компанию?

– Даже не знаю, дяденька. Может, я все же лучше дома посижу? К утреней схожу, матери свечку поставлю.

– Одно другому не мешает.

– Ну, если не стесню, то составлю.

– Договорились.

Церковь явно требовала хорошего ремонта. Сквозь облупившуюся штукатурку стен проглядывал кирпич, а многочисленная ржавчина, как видно, уже не один год разъедала металлическую ограду. На мощенном камнем дворе кое-где пробилась трава пополам с сорняками. Из-за церкви выглядывал старый деревянный дом с зеленой крышей и прислонившейся к нему неровно сложенной поленницей дров. Посреди двора непонятно зачем стояла телега с запряженной в нее лошадью. Та грустно опустила голову и изредка помахивала хвостом.

Быстро оббежав глазами грустно-унылую картину, я прошел через ворота во двор.

«Что тут скажешь! Окраина. Фабричный район».

Подойдя к церкви, снял шляпу, перекрестился, после чего мы вошли в приоткрытую дверь. Несмотря на то, что было воскресенье, народа набралось немного, по большей части пожилые люди. Перед ними с проповедью выступал молодой попик со строгим лицом и совсем несолидной редкой бородкой.

По окончании службы я вышел вместе с другими прихожанами во двор. Алексей, увидев крутившегося во дворе щенка, подбежал к нему. Тот встретил его веселым тявканьем, а затем стал прыгать, приглашая поиграть. Мальчишка оглянулся на меня.

В его глазах читался вопрос: можно я немного поиграю? Я кивнул.

«Время есть», – лениво подумал я, глядя на игры мальчишки и щенка.

Вдруг я услышал голос у себя за спиной:

– Не видел вас раньше, сын мой. Так что вас привело ко мне?

Я повернулся к священнику. Узкоплечий, среднего роста, со спокойными и добрыми глазами, он никак не походил на осанистых и важных попов с лоснящимися физиономиями, которых мне уже немало пришлось видеть за это время.

Он отчего-то подумал, что это его я дожидаюсь во дворе.