Ангел с железными крыльями

– Почему вы не в армии? – тон его голоса была довольно холодным.

– Воевал с первого дня войны. Получил ранение в голову. Частичная амнезия. Теперь в отставке.

– Звание?

– Поручик.

– Что же это за ранение такое? Извините за сравнение, но при таких плечах вы вместо лошадей пушку потянете и при этом даже не вспотеете.

Своими словами комендант показывал, что не верит мне. Понимая и признавая за ним право говорить подобное, я решил сразу объясниться:

– Можно пройти в купе?

Комендант сделал шаг в сторону, не сказав ни слова. Войдя, снял шляпу и приподнял волосы с левой части головы над ухом, где находилась впадина – шрам от осколка австрийского снаряда, размером с детский кулачок трехлетнего ребенка. Капитан не только посмотрел, но и потрогал его пальцами, после чего спросил:

– Так что вы от меня хотите?

– Возьмите меня с собой!

Челищев потер правой рукой тщательно выбритый подборок:

– Поезд полностью укомплектован. Мест нет. Да и зачем вам ехать? Привезем мы вашу сестру. Через четыре-пять недель будем обратно в Питере.

– Мне надо сейчас.

– Я обязан Михаилу Дмитриевичу Павленко жизнью. Только поэтому вас возьму. Поедете в моем купе. Вещи?

– Мне собраться, что голому подпоясаться. Когда прийти?

– Поезд отойдет завтра утром в восемь тридцать. Оружие есть?

– Наган и кольт, американский.

– Возьмите запасные обоймы. Когда вас ждать?

– Завтра, в семь утра я буду у вас.

Глава 9

Поезд пришел в Минск в пять часов утра. Несмотря на столь ранний час, санитарный эшелон уже встречали. Десятки повозок с ранеными и санитарные машины заполонили пространство вокруг вокзала. Я вышел, постоял в тамбуре, потом опять зашел в купе. Где-то спустя полчаса появился штабс-капитан.

– Сергей Александрович, нужна ваша помощь.

– Я готов.

Следующие несколько часов я переносил раненых в вагоны и вместе с санитарами и сестрами милосердия устраивал их на полках вагонов. Стоны, скрип зубов, вид окровавленных повязок и ампутированных конечностей вместе с тошнотворным запахом гниющих ран, лекарств, потной и грязной одежды – все это, пусть даже касательно, дало мне первое понимание войны, как о некоем грязном и отвратительном деле. Наконец поток раненых иссяк. Выйдя из вагона, я спустился по лесенке. На платформе стоял пожилой санитар с наброшенной на плечи шинелью и дрожащими руками пытался закурить. Я подошел к нему в тот момент, когда ему это наконец удалось. Тот несколько раз жадно затянулся и только тогда обратил на меня внимание.

– Вы молодец, Сергей Александрович.

– Спасибо, Степан Дмитриевич. Теперь все?

– Побойтесь Бога! Это только начало! Сейчас раненые потоком пойдут. Мы их тут будем сортировать. Кого на операцию, кому перевязки и лекарства, а увеченных солдат – комиссовать и в Минский госпиталь, на дальнейшую поправку. Вы остаетесь?

– Нет. Мне надо узнать, где сейчас моя сестра находится.

– Дело святое! Помощь родной душе Богу угодна, – он тяжело вздохнул. – Что ж это на свете делается?! Человек на человека смертоубийством идет. Разве так можно? Вы видели наших врачей, с которыми вместе ехали? Мальчишки сопливые совсем! И медсестры такие же! Половина из этих лекарей сегодня ходили бледные, как та простыня! А у Порошиной, медсестры, даже истерика была. Эх! Что тут говорить! Вы только сейчас не езжайте, а дождитесь сначала нашего коменданта, Сергей Александрович. Он наверняка уже что-то для вас узнал.

Не успел он так сказать, как из рассветных осенних сумерек послышался голос молодого парнишки – санитара Прошки:

– Сергея Александровича не видели?!

– Он в соседнем вагоне вроде был. Посмотри там, – ответил ему голос старшей медсестры Анастасии Никитичны, рассудительной и уверенной в себе женщины.

– Здесь я! Здесь! – откликнулся я.

– Уф! Насилу отыскал вас! – он подбежал ко мне. – Его высокоблагородие вас кличет! Идемте!

Спустя несколько минут я уже входил в купе коменданта поезда. Лицо капитана было суровое и напряженное.

– Прошка проводит вас на вокзал. Там стоит машина, которая повезет врачей и медикаменты в ту дивизию, где возглавляет медико-санитарную часть Павленко, – тут он протянул мне вещмешок. – Это передадите Михаилу Дмитриевичу. Теперь собирайте вещи и идите.

Когда я уже уходил, он мне вдруг неожиданно сказал:

– Война не прощает глупостей, поручик, поэтому постарайтесь их не совершать. С Богом!

Не успели мы выехать из города, как водителю пришлось снизить скорость, потому что ведущая к фронту дорога была просто забита телегами с грузами, накрытыми брезентом, санитарными повозками, отрядами солдат, которые шли неровными рядами, скользя по залитому жидкой грязью шоссе. Иногда, по полям, обгоняя тяжело катящиеся обозы, скакали отряды кавалерии. Водитель, громко ругаясь, лавировал в этой толчее, как только мог. С риском завязнуть, он обходил по краю дороги неспешные обозы, затем обогнал артиллерийский дивизион, который с металлическим лязгом медленно тащился по размытой дороге. Огромные лошади-битюги с трудом тащили за собой подпрыгивающие на неровностях пушки.