— Нет, он не женат. Он очень любил маму. Знаешь, как он говорит? «Все остальные женщины для меня — как твои картины. Скука, тоска и зевать тянет».
Наверное, надо было засмеяться, но я не могла. Я вдруг поняла, почему мне не понравился отец Руслана.
Он — моё отражение.
Он тоже падший ангел.
— А почему ты не хочешь пойти ему навстречу?
Руслан посмотрел на меня с удивлением.
— Что?
— Хотя бы раз. Согласись на выставку. Он будет рад устроить её тебе.
— С этими картинами? Не очень. Он хочет, чтобы я нарисовал новые. {
В устах Руслана это слово звучало настоящим оскорблением.
— А нельзя… пойти на компромисс?
— Вера…
— Не сердись. Просто твой отец любит тебя, я же вижу. И ты его любишь. Сделай так, как он хочет, хотя бы частично — и он уже будет рад. Просто оттого, что ты выполнил его просьбу.
Руслан поморщился.
— И станет настаивать, чтобы я продолжал в том же духе.
— Обязательно станет, — я засмеялась. — Но он просто беспокоится за тебя, вот и всё. Беспокоится, что ты летаешь в облаках гораздо больше, чем стоишь на земле.
— Ты эту фразу как будто у него утащила. Он так постоянно говорит.
Я не стала уточнять, что Игорь Михайлович в чём-то прав, и Руслан действительно большой мечтатель.
Жаль, что я не знаю способа перестать мечтать хотя бы на время. Кроме одного… когда обрываются крылья.
4
В тот день я не решилась настаивать. Но постепенно возвращалась к этой теме с выставкой, и в конце концов Руслан перестал воспринимать всё в штыки сразу же.
Решающую точку в споре поставил, как ни странно, сам Игорь Михайлович. Он забежал поздравить нас с наступающим Новым годом перед самолётом обратно в Париж — и увидел «Ангела».
Застыл, раскрыв рот и замерев от восхищения. А потом улыбнулся широко и радостно.
— Вот! Ну вот же, Руслан! Это то, что нужно!
— То, что нужно? — Руслан недоуменно нахмурился. — Ты о чём, пап?
— Я говорю о выставке. Вот же! Прекрасная картина. Её обязательно купят.
— Я не буду её продавать.
— Ещё лучше! Сделаешь символом выставки, центральной композицией, и выстроишь вокруг неё тематику. Добро и зло, земное и небесное, жизнь и смерть… Прекрасно, сын, прекрасно!
Будь Руслан так же упрям, как и прежде, разговор закончился бы плачевно. Но я к тому времени подготовила неплохую почву… И на лице Руслана отразилось сомнение.
— Он подумает, Игорь Михайлович, — сказала я и лукаво улыбнулась.
— Вот! Слушай Веру, сын. Вера умница, плохого не посоветует, — засмеялся Игорь Михайлович, заговорщицки мне подмигивая.
Удивительно, как может поменяться мнение о человеке. С одного на другое, абсолютно противоположное.
И дело было не только в том, что в отце Руслана я увидела себя. Ещё я не нашла в нём своих родителей. Ни капли.
Через пару дней тихого и осторожного уговаривания Руслан всё же согласился.
— Мне и самому понравилась эта идея, — признался он. — Земное и небесное. Должно получиться красиво.
Услышав подобное, Игорь Михайлович пообещал, что привезёт мне из Парижа «что захочу».
— Привезите мне свою картину, — сказала я, и этим, кажется, навсегда завоевала место в его раненом сердце.
Перед Новым годом мне позвонил уже мой отец. Долго расспрашивал, как дела, потом пригласил к себе в новогоднюю ночь. Я удивилась, получив это приглашение — раньше он такого не делал — но отказалась.
Я не могла и не хотела уходить от Руслана.
Мама, позвонившая вечером 30 декабря, никуда не приглашала. Они с её новым мужем отдыхали где-то на юге, где не было ёлок, одни пальмы, и голос её звенел прозрачным, невесомым счастьем, как у юной девушки.
Я немного злилась на саму себя: ожидала, что
Конечно, {
И я даже знала, почему.
Просто он оставил меня в прошлом, как оставляют на помойке старые игрушки, которые давно наскучили и пришли в негодность.
Новогоднюю ночь мы встречали вдвоём. Ничего особенного, просто маленький столик, бутылка шампанского и дурацкий Голубой огонёк, под который мы танцевали и, смеясь, обсуждали всякую ерунду. Институт, грядущие экзамены, диплом, прочитанные в этом году книги…
Наверное, именно это и называется счастьем. Когда просто живёшь дальше, не оглядываясь назад.
А потом Руслан сказал:
— Будем загадывать желание?
— Желание… — эхом повторила я, любуясь мерцающими огоньками на ёлке. — Какое желание?
— Не знаю, какое. У каждого своё желание. Ты никогда так не делала, Вера?
Я покачала головой.
— Пока бьют часы, надо загадать желание и сделать глоток шампанского. И оно обязательно сбудется.
— А-а-а, — я засмеялась. — Это типа… как там… если снежинка не растает, пока часы двенадцать бьют? Только без снежинки.
— Точно.
— Хорошо, давай загадаем.
Я согласилась, но когда мы с Русланом застыли в ожидании курантов, вдруг поняла: я не знаю, что загадывать.
Я ничего не хотела для себя, кроме {
И поэтому я пожелала то единственное, что могла пожелать.