Ангел (СИ)

Ухватил за волосы и волоком потащил по полу. Швырнул на кресло, где совсем недавно созерцал чистую "Девственницу", грязных шлюх и вижу сейчас это, сгорая от похоти и вожделения! Голая задница Марины, напряженная судорогами и бессильной борьбой - она, чертовски привлекательна, гораздо привлекательней, чем даже в фантазиях.

Я сделаю это! Сделаю. И сделаю как можно больней. С силой навалился на нее, предварительно содрав с себя трико. Я - твердая плоть, плотнее урана, я - таран, штурмующий неприятельскую крепость, я сила благородной ненависти и возмездия.

Вошел в нее с размаха, как шмель в чужой улей за сладким медом, чтобы ограбить соседей. И тогда у нее пробилось дыхание. "А-а-а-ах" вскрикнула она и задышала громко, взахлёб, в запой. Я наношу удары жестоко, с силой, в почти безвольное тело, она не в силах сопротивляться, лишь пытается просунуть руку под меня, чтобы хоть как-то ограничить глубину проникновения, но я неумолим и непреклонен. Удары становятся еще жестче и агрессивней. Тебя трахали вот так, когда-нибудь в зад? Как грязную шлюху, последнюю подстилку, без всякого уважения, с брезгливым презрением? Только похоть и желание унизить через боль? Ты унижена? Тебе больно? Если нет - скажи. Я возьму линейку и отстегаю до кровавых полос, выверну тебя наизнанку и буду рвать, терзать как голодный волк. Кусаю за плечи, крепко тяну за волосы и наношу бешеные удары наращивая скорость тараном уже потерпевшую поражение крепость. Она лишь хрипит и громко дышит с каждым яростным толчком, размякла в кисель оставив даже попытки сопротивляться.

Я взорвался, как ядерный фугас над несчастной Хиросимой, испепеляя все вокруг атомным жаром, сплавляясь сам в адский протуберанец сошедшего с ума солнца, сметая все на своем пути. Затих. Лежу на Марине, потный, еще возбужденный, но уже не кипящий благородной ненавистью. Битва окончена, поверженный противник подсчитывает свои потери. Поднялся с нее. Она осталась лежать без движений, уткнувшись головой в сиденье, в неудобной позе и положении. Остро дышит. Руки завернуты за спину и на запястьях большие синяки. Не рассчитал своих сил, когда выкручивал ей руки.

- А теперь, проваливай, - хрипло говорю, - и больше никогда ко мне не приходи.

Зашевелилась. С трудом поднимается, выползает из тесной ямки кресла, куда я ее, буквально, заколотил. Помятая, как конфетная бумажка, с размазанной тушью, подсыхающих слёз и собственных слюней на лице. Сконфуженно и суетливо натягивает на себя джинсы, в глазах изумление с примешанными остатками недавно испытанного ужаса, боли и ничего похожего на унижение. А еще, я не понимаю. Не могу дать определение, что-то особенное, может быть, так смотрит человек, сделавший неожиданное открытие, глубоко потрясшего его самого.

- Мене нужно привести себя в порядок, - глухо проговаривает, избегая пересечься со мной взглядом.

- Вперед, - указываю ей на ванную комнату.

Очень долго возится в ванной, а мне нужно, чтобы она побыстрее убралась, иначе я ей еще морду не набил. Так хочется ей врезать, чтобы вообще запомнила навсегда, как я ее ненавижу. Выходит, из ванной. Слегка умытая, уже без потеков туши и размазанной помады, жалкая, побитая собака, без былого лоска и безукоризненной красоты. Порывается что-то сказать, все также пряча глаза, но не может. Нет слов, чтобы выразить то, что я с ней сделал. Размашисто кивнул ей на выход, и она покорно ушла, тихо прикрыла за собой дверь.

И как только за ней закрылась дверь, на меня навалилось раскаяние, стотонным грузом на плечи. Ведь только что я ее изнасиловал! Грубо, по-свински, извращенно, воспользовавшись слабостью. И только потому, что в другом случае она бы мне никогда не дала. Хорошо хоть хватило выдержки не избить до кровавых соплей. Что там мне внутренний голос нашептывал? "Это еще не конец". А сейчас уже? Ну поговори со мной, пожалуйста. Скажи хоть что-нибудь! Молчит как белорусский партизан. Организовал диверсию и скрылся в лесах.