– Мне нужно побриться, – сказал он с отвращением. – Чего бы я только не отдал за хорошую бритву и зеркало! Так о чём же ты думал?
– Что я трус.
Джитиндер посмотрел на него с удивлением.
– Это ещё почему?
Этос пожал плечами.
– Это именно то, над чем я размышлял. Возможно, я просто таким родился.
– Нет, я имею ввиду, почему ты думаешь, что ты трус? Это одна из тех черт, которые я бы никогда тебе не присвоил.
Этос уставился на волнующееся море.
– Почему я так думаю? Великий Аббис, а почему бы и нет? Я не сделал в своей жизни ни одной вещи, которая не была бы мотивированна страхом – кроме тех дней, когда я был очень молод.
Джитиндер прислонился к поручням и повернулся к Этосу.
– Все ровно я не понимаю.
Лицо юноши исказилось, имитируя улыбку.
– Ты был прав. Я убийца. Ты когда-нибудь интересовался, почему убийца убивает? Причина у каждого убийцы своя. Некоторые убивают, защищая себя. Что на самом деле не так плохо. Другие убивают в ярости. Это плохо, но, в конце концов, это сделано под воздействием эмоций. Другие убивают ради удовольствия. Это извращение, но опять таки, здесь имеют место некоторого рода эмоции.
– Раньше я думал, что худшим человеком является тот, кто убил только потому, что ему заплатили за убийство. Здесь нет ни эмоций, ни реальных причин – ничего. Такой человек может убить свою мать, даже не моргнув глазом, и жертва никогда не поймёт почему. Я думаю... Я думаю, что худшая смерть – это умереть, не зная, почему.
Наступила кратковременная пауза.
Наконец он продолжил:
– Я думал, что это худший тип убийцы. Теперь я думаю иначе. Я убивал для Гадюки, и это хуже всего. Я знаю. Я убивал до этого – однажды для самозащиты и однажды в гневе. Но когда я убивал для Гадюки, то делал это потому что боялсятого,
– Как по мне, так это звучит более как самооправдание.
Этос слегка встряхнул головой.
– Не совсем. Давным-давно я прекратил заботиться о собственном физическом благополучии, частично потому, что я видел чудовище, в которое превратился, и частично потому, что, будучи возле Гадюки, я просто не знал, когда может наступить моя смерть. Я не боюсь умереть.
– Если ты не боишься умереть, как же ты можешь называть себя трусом?
– Я трус, потому что я не могу заставить себя позволить себе умереть. Я не могу отказаться исполнять приказы Гадюки. Я никогда этого не делал и никогда не сделаю. Иногда мне кажется, что моё тело действует по собственной воле.
Джитиндер бросил на него сомнительный взгляд.
– Так ты говоришь, что не можешь прекратить убивать?
– В некотором роде.
Последовало минутное молчание.
– Почему тогда я жив? Почему Артемис?
Этос покачал головой.
– Ты упустил важный момент. Ты жив потому, что Гадюка не приказал мне тебя убить. Если бы он приказал, я бы не колебался, ровно настолько, насколько я стал бы себя ненавидеть за это.
Джитиндер смотрел на него тяжёлым ровным взглядом.
– Если ты пытаешься сказать, что у тебя никогда не было выбора...
– Нет, – сказал Этос, повысив голос. – Нет, у меня всегда был выбор! Знаешь ли ты, что случилось, когда я впервые ему отказал? Отказался убить для него? Он заставил меня смотреть, как он
Джитиндер всё молчал. Он не знал, что ответить на слова Этоса, поэтому не произнёс ни слова.
– Гадюка любит смерть, – прошептал Этос. – Он питается их страхами. Страхами своих жертв. Ты знаешь это?
– Мне кажется, ты говорил, что он убивает без эмоций, – отметил Джитиндер. – Он всё еще любит убивать?
– Нет. Он убивает без всякой причины и даже удовольствия. Он машина. Тем не менее, он ценит "красоту смерти". – Этос взглянул на него. – Это его слова, не мои. Он смотрит на всё это как на... некий вид искусства. Смерть не стимулирует его... Он интересуется ею.
Джитиндер ждал, но голос Этоса замер, и он не повернул со своего места. «На что это должно было быть похоже», – думал он, – «получить воспитание у такого, как Гадюка? Никогда не зная, когда смерть заберёт тебя...» Неожиданно у него мороз пробежал по коже.
Но как только он собрался уходить, Этос снова заговорил, так тихо, что ветер чуть не унёс его слова прочь.
– Знаешь ли ты, что ещё хуже? Я становлюсь нечувствительным к смерти. Я становлюсь нечувствительным к боли других. Вот что меня пугает. Я становлюсь похожим на него.
Возле правого уха Ла Валя три раза резко щёлкнуло, и сквозь сон он почувствовал изменение давления воздуха.
Маг моментально проснулся и обнаружил напротив себя человека среднего роста и телосложения, с невзрачными чертами лица. Незнакомец смотрел на него...
– Я Гадюка, – отрекомендовал он себя, – а ты – Ла Валь. Соблюдай тишину и слушай меня внимательно, потому что от того,