Ангел Спартака

— ...Ваш шеф действует очень изобретательно. Поднять братьев против Отца — якобы для проверки их лояльности. Гениально! В результате почти все скомпрометированы, а у него появилась собственная армия. Деваться-то штрафникам некуда! Осталось одно — приобрести Царство. Но вот тут-то начинается конфликт интересов. Мой хозяин не собирается уступать и миллиметра...

— ...Я всегда считал христианство мерзкой еврейской выдумкой, фрау Муцила, поэтому полностью поддерживаю вашего шефа. Его братец возомнил себя не только единственным Сыном Отца, но и Царем мира. Поэтому мы с вами союзники. До поры до времени, конечно.

— ...Наше предложение понятно и очевидно. Здешнее быдло боится моего хозяина. Запрещено молиться, приносить жертвы, даже поминать лишний раз. По сути — блокада. Отец богов, как здесь его называют, очень силен. Этруски, наше арийское племя, ассимилированы, потеряли память, забыли обычаи. Отдельные жертвоприношения ваши, к примеру, помогают лишь отчасти. Нужен прорыв. Если вы сможете склонить Спартака к тому, чтобы он поклонился моему хозяину, мы будем вам чрезвычайно благодарны. Рим, впрочем, тоже подходит, этот вариант даже перспективнее. Тогда мы сможем не прятаться, не конспирироваться. Помогите! Вам зачтется, поверьте. Очень серьезно зачтется!

— ...Река, кувшинки... Какая романтика, фрау Муцила. Мне больше нравится сравнение с десантной флотилией. Высаживаемся, наводим порядок, плывем дальше. Moжет когда-нибудь я вернусь в Будапешт и встречу русских чем-то получше, чем трофейная 76-миллиметровка. Мне обещали.

— Ваш шеф не слишком щедр. Сын Отца, стоящий за троном, как же! Люди для него — грязные обезьяны, хуже унтерменшев. Мы — щедрее. В баре «У Хэмфри» вы теперь можете не считать медяки. Для вас — вечный кредит. Мелочь — но позволит не торопиться с посадкой в автобус.

— В Риме наших союзников пока очень мало. Фактически двое: вы и еще некто, неизвестный даже мне. Но если вы поможете... Наверно, у вас тоже есть свое пустое кафе, своя весна, когда вы были счастливы — и вам еще не приходилось убивать.

— Рим? Да ничего особенно, фрау Муцила. Десяток каменюк из земли торчит, бордели мерзкие, антисанитария. Дыра, одним словом.

* * *

Кофе был горьким, я пила уже третью чашку, а нулевой час все не хотел кончаться, как не хотела кончаться ночь — ночь перед отъездом, которой не было. Плохо обожженная глина памяти трескалась, распадаясь на мелкие обломки, и только тень, такая же черная, как мундир с рунами «зиг» в петлицах, подступала все ближе, обдавала осенним холодом, дышала запахом мертвой листвы.

Мне не обещали Вечности, не манили спасением. Мне обещали нулевой час — мой нулевой час.

Ночь, которой не было...

* * *

Первых беглецов мы в Аквине встретили, от Рима, считай, почти в двух шагах. Знакомое зрелище: глаза круглые, лица белые, узлы с барахлом. И: «Спартак идет!» Шепотом.

Потом — Казик, совсем рядом. Толпа побольше, барахла поменьше. Видать, позднее с места снялись — и бежали быстрее. Снова: «Спартак идет!»

Вполголоса.

Переглянулись мы с Аяксом. Еще один фмуирт — триумф наизнанку. Только начинается, самое интересное впереди.

На что-то такое мы и рассчитывали, потому поехали не Аппиевой дорогой, а Латинской, той, что западнее. Не такая удобная, узкая, зато народа меньше. А то набегут доблестные квириты, тела и души свои квиритские от злых гладиаторов спасая, так даже в таберне придорожной места не найти.

И все равно — фмиурт. Пешие, в повозках, верхами, с вещами, без. До Теана, что на границе с Кампанией, еще не слишком много, не на каждой миле, но уж потом! Хуже, чем на Форуме, возле базилики Семпрония.

«Спартак идет!» — уже ором, в полный голос.

СПАРТАК ИДЕТ!

Научились римляне бегать! То, что мы с Аяксом год тому возле Везувия видели, даже не забег был — проба сил, разминка. Подумаешь, шесть когорт да несколько сот окрестных ветеранов! Через пару месяцев, когда претора Вариния бить начали, самый бег и начался. Из Кампании, из Лукании, Бруттия, Саминиума, даже Калабрии. Глядели пустыми окнами брошенные виллы, трава вырастала на улицах городков, где жили теперь лишь бродячие собаки, жалобно мычали бродившие по лесам брошенные коровы. Капуя опустела чуть ли не наполовину, о «волчицах» помпейских и говорить нечего. Словно метлой вымело!

Бегите, квириты, бегите. То ли еще будет!

К зиме, когда наши на самый юг ушли, в Фурии чуток поуспокоился народец, даже возвращаться начал. Ненадолго. Только прошел слух, что гладиаторское войско с места тронулось, как вновь началось. Только теперь уже не из далекого Бруттия, из приграничных кампанских городов, даже с юга Лация — бегут, бегут, бегут.

Празднуй, Волчица! Привыкай к фмуиртам!

* * *

Вместе с беглецами — слухи, много, у каждого ворох целый. Только давно поняла: у страха не глаза велики. Уши тоже, а уж ноги! Не человек получается — заяц. И что такой заяц рассказать может?