Ангел Спартака

— За последние месяцы наше войско одержало ряд решительных побед, в том числе под городом Кизиком, которые, как выяснилось, таковыми являются не вполне. Да! Точнее, не являются вовсе. Нет. Отступаем. Наступаем. Производим маневры, согласно военным наставлениям. Успехи очевидны и впечатляющи. Людей нет. Еды нет. Флота нет.

Мелет свою чушь конный декурион (интересная чушь, ох интересная!), с меня глаз не сводит. Даже про вино забыл. И я на него смотрю. Дивное дело — мне бы в горло ему вцепиться — римский вояка, да еще из осков, предатель чистый.

Как я рада тебе, Феликс! А... Про Гая ты... Ничего?

Вскинулся, чашу отставил.

— Докладываю! Имеет местопребывание в городе Риме. Да! Квартал на холме Квиринал. Письмо. Нет. Два письма. Переводит греков. Да. Занятие — бессмысленное. Стихи хорошие, петь можно. Да. Голодает. В городе Риме цены значительно выше, чем в Капуе, ввиду присутствия наличия большего числа цивильного населения. Да. От денег отказался. Все равно пришлю, у меня есть. Немного.

Ну молодцы ребята. Главное — живы!

— А я, знаешь, Феликс, замуж вышла.

Поглядел на меня мой Случай, вновь моргнул. Моргал, чашу поднял:

— Гименей! Счастье тебе и супругу твоему, Папия Муцила!

Антифон

Боги хранили моего Феликса. Еще несколько лет назад он был жив. Обосновался все там же, в своих Помпеях, дом перестроил, колоннами украсил, две пинии у входа посадил. Все в гости звал, только как приедешь? Через четыре моря, через три реки... А в атриуме он статую мраморную поставил. И назвал ее Венера Папия.

* * *

— Пыли сколько, заметил, Аякс?

— Точно, госпожа Папия! И пыль-то, как у нас, на Beзувии. Приметная!

Пыли было полно, сандалии взяли. И на главной улице что от Форума ведет, и на соседних. Вот и первые наши выводы об этом городишке: стен нет, пыль есть — и Феликс Помпеян имеет местопребывание. Уже немало!

К конному декуриону пообещала зайти в гости тем же вечером. Иначе бы не отстал.

— Как мозгуешь, госпожа Папия, парень к претору не побежит? Он же про хозяйку твою, эту — тьфу на нее! -Фабию Фистулу не спросил даже.

— А ты как думаешь, Аякс?

Не побежит, конечно. Кажется, Случай наш не из тех, что пополам, а из тех, что вдвое.

— Эта улица, Аякс? Ты говорил, примета есть?

Есть, есть, госпожа Папия. Не промахнемся!

Подмигнул, хмыкнул, нос почесал. Мол, жди! Ладно, жду. Жду, думаю. По сторонам поглядываю. Что еше о Помпеях сказать можно? Дома маленькие, два этажа —редкость, а вот улицы широкие и крест-накрест идут. Гай Фламиний называл это... Гипподамова планировка, точно. Надо же, опять греки!

Еще... Сонно тут как-то. На форуме толпа, конечно, только форум ма-а-аленький. А дальше чуть отойдешь — так и город невелик, не Рим, не Капуя. Но все равно — дивно. Ни разносчиков, ни зазывал у лавок, да и лавки открыты не все.

И еще... А зачем еще? Брать мне город без надобности — уже взяла. К месту проведут, на месте устроят. Крикс говорил...

— Еще не пришли, Аякс? Ты примету не спутаешь?

Ох не спутаю, госпожа Папия!

Крикс говорил, что для вождя главное — верное место в бою выбрать. А тут правила общего нет, каждый раз заново соображать приходится. Иногда надо с гладисом первым в строй вражеский ворваться, крови не жалеть, иногда — на холме под пинией сидеть не двигаться, уверенность в бойцах крепить. Порой же — пауком в сети серебристой затаиться, выжидая. Как мы с Аяксом сейчас. Интересно, примета эта — не паук ли?

— О-го-го!

— Что — «о-го-го», Аякс?

Кажется, пришли? Две ступеньки, слева кольцо ржавое, не иначе от цепи, дверь в покраске свежей, зеленой. Где «о-го-го»-то?

Наверх погляди! Наверх? Точно, над дверью...

О-го-го!

Антифон

Когда моему Аяксу за семь десятков перевалило, он всех удивил — каяться начал. В грехах своих каяться. Прежде он, поди, даже слово такое — «грех» — не слыхивал. А тут... Приплыли к нам какие-то бородатые в повязках пестрых, молельню выстроили, принялись народ смущать. Конец света, вечные муки, суд посмертный!.. Много, говорят, сейчас таких развелось. Все смеялись, руками разводили — кроме Аякса. Скинул одноглазый калиги, натянул на плечи худые тунику старую (он ее «рубищем» величал) и пошел по берегу чаек распугивать. Я, мол, грешник величайший из земли греховной!.. Даже хотел на шею жернов мельничный повесить, но тут уж я вмешалась — запретила.

И что интересно — ни разу он, Аякс мой, про арену, про дела свои гладиаторские не вспомнил. Не иначе не «грех» это вовсе. А вот домик в Помпеях поминал часто. Мол, в той земле греховной грех над дверью каждой о грехе вещает, к греху манит!

Ну не над каждой дверью, конечно...

* * *

Точным подобием, гость, изваял мою гордость художник
Зависть уйми — и входи, гордость потешишь свою.

Гордость оказалась глиняной. Краска в нескольки местах осыпалась, но в целом смотрелась грозно. Наконечник гордости целился прямо в нас.

— Врет! — выдохнул Аякс, глазом своим единственным гордость меряя. — Не бывает такого! Но все равно...