Ангел-стажёр (СИ)

Его вызов был настолько неожиданным, и настолько неожиданно было то, что он оказался неожиданным, что я ответила.

— Татьяна, я тебя очень прошу, не ходи туда завтра! — скороговоркой выпалил он.

И вот это была последняя капля. Он заговорил со мной только потому, что другим не удалось? В полной уверенности, что ему-то я обязательно отвечу? Раньше незачем было хоть парой слов со мной перекинуться?

— Это все, что ты хотел мне сказать? — сдержанно спросила я.

— Нет, но это сейчас главное, — так же быстро произнес он. — Я не хочу, чтобы ты туда шла.

— Почему? — коротко поинтересовалась я.

— Я не знаю, как ты их выдержишь, — не стал он ходить вокруг да около.

— Да уж как-нибудь постараюсь, — усмехнулась я.

— Татьяна, не надо! — ловко ввернул он почти умоляющую нотку. — Скажи завтра, что ты уже приняла решение — к Стасу, он тебя сразу на землю переправит.

Недавние колючки буквально взорвались бешеным ростом у меня в голове.

— Ты хочешь, чтобы я отсюда ушла? — медленно спросила я.

— Ну, конечно! — воскликнул он, ни на секунду не задумавшись. — Пока ты здесь, я не смогу выбраться.

Шипы на колючках затвердели и заострились.

— Не сможешь или не захочешь? — уточнила я.

— Татьяна, что ты несешь? — нетерпеливо бросил он. — Если бы не твое упрямство, вы бы с Игорем уже давно в безопасности были, и я бы здесь не сидел в полной неопределенности.

Колючки разрослись так густо, что на них прочно зацепились его слова о нас с Игорем — отдельно от него.

— Я поняла, — с трудом принялась я складывать слова во фразу: — Ты сможешь освободиться, только когда я уйду?

— Да, — с явным облегчением произнес он. — Сейчас у меня никакого пространства для маневра нет…

— Я поняла, — повторила я, чтобы больше не слушать. — Хорошо, я дам тебе это пространство.

— Татьяна? — В голосе у него послышалась легкая озадаченность. — Ты чего?

— Неопределенность — это плохо, — согласилась я с ним. — И упрямство тоже. Нужно было раньше мне объяснить — я не думала, что мешаю тебе.

Он опять словно из пулемета застрочил, но я медленно и спокойно отключилась. От всего.

Когда-то давно мой ангел рассказывал мне, что в то время, когда он еще в невидимости рядом со мной находился, больше всего его пугало, когда я в свою раковину заползала, как он выражался. Ему казалось, что я тогда отгораживалась от мира, чтобы не видеть его, и уходила в свой собственный, в котором он не мог до меня достучаться.

Ничего он не понимал, этот всезнающий обитатель небесных вершин! Раковина моя была прозрачной и вовсе не мешала мне предаваться любимому занятию — наблюдать за этим миром. Но со стороны, не толкаясь в нем локтями с другими представителями человечества и не получая от них удары со всех сторон. Неуязвимые и бессмертные ангелы, разнеженные своим мирком без борьбы и потребностей, в котором во главу угла поставлены уравновешенность и рациональность! Что могут знать они о неистребимом стремлении людей к безрассудному рывку в неведомое, в открытый космос, от убийственного воздействия которого только скафандр и защищает?

Земные привычки оказались не менее живучи, чем память — я нырнула в свой скафандр мгновенно и без малейшего усилия. И то, что он меня и от моего ангела отсек, показалось мне лишь еще одним его преимуществом.

Главное — что я оказалась вне пределов досягаемости наблюдателей.

Из их курса я почти ничего не запомнила.

Да, подниматься к ним было действительно бесконечно долго, и спускаться тоже — но это сокращало наше с Тенью пребывание у них. В первый раз по дороге на той лестнице я пару раз протянула руку к периодически проявляющимся в поле моего зрения дверям наружу — пока не вспомнила, что это уже больше не имеет значения.

Да, у наблюдателей нам предоставили инструктора как раз из тех, которые были глубоко убеждены в абсолютной бесперспективности ангельских потомков — но все его высказывания казались мне набором слов из далекого далека, исправно переносимыми передатчиками прямо в наушники моего скафандра. Точно так же исправно я их все конспектировала — для последующей расшифровки их значения.

Да, все переговоры с этим инструктором вел Тень — меня периодически коробило то явно нездоровое любопытство, с которым он выпытывал у инструктора все возможное обоснования просто убийственных выводов в отношении себе подобных.

Игорь к последним почему-то перестал в моем сознании относиться — как будто, отказавшись от него, мой ангел и сомнительного статуса его лишил. Я злорадно представляла себе соглядатая моего сына, если Макс сумеет этот факт законодательно обосновать.

Любопытство Тени иссякало, как только мы покидали этаж наблюдателей. В первый день по дороге из центрального офиса он пару раз спросил, все ли у меня в порядке и все ли я застенографировала, а потом всю дорогу на занятия и с них просто молча шел рядом, погрузившись в свои мрачные и, судя по лицу, отнюдь не мирные размышления.