Марину, отправив ее по второму разу последнюю жизнь на земле проживать, не избавили от мрачных картин предыдущей, раз за разом всплывающих в ее памяти.
Меня лишили всего. И у меня не было практически никаких сомнений, почему.
Я рассталась навсегда со своими человеческими друзьями, даже не попрощавшись.
Я нанесла страшный удар своим родителям, даже не поблагодарив их за все, что они для меня сделали.
Я оставила своего сына один на один с его надсмотрщиком, даже не объяснив ему причину.
Я подвела моего ангела под обвинение в несоответствии требованиям его любимой работы, даже не извинившись заранее.
И все для того, чтобы лично встретиться наконец-то с этими небесными вершителями судеб и по-хорошему поговорить с ними о судьбе своего сына.
Они уничтожили это намерение вместе со всеми моими воспоминаниями.
Замечательно. Не хотят по-хорошему, будем импровизировать, как всегда делал мой ангел.
Нет, не будем — буду. Когда мой ангел импровизирует, это всегда скандалом заканчивается.
И что он здесь вообще делает? Судя по тому, что он здесь то и дело появляется, от расследования он опять как-то отвертелся. Или отделался минимальным наказанием. Но его место сейчас на земле, рядом с Игорем. Или ту аварию все же довели до изначально намеченного конца? Моему сыну память тоже уничтожили? Куда его потом дели? Если сюда, то где его держат? Если нет…
Я обхватила голову руками, запретив себе даже думать дальше.
Я не могла получить ответ ни на один свой вопрос. Мой ангел исчез. То часами передо мной трюки свои выделывал, а то как в воду канул. Я снова чуть не застонала — вот лезла же вода все время в голову, как только он появлялся, как я могла не вспомнить?
Нет, спокойно. В тот прошлый раз он сказал, что хочет узнать мое мнение о нашей истории. Значит, появится. Он всегда появлялся, сколько раз ему ни приходилось покидать нас. Нужно ждать. Опять ждать! А я-то думала, что мне его только на земле постоянно ждать придется.
Хуже всего было то, что мне приходилось тщательно скрывать возвращение памяти. Не дам я еще одну лоботомию над собой проделать! И я даже не знаю, что было тяжелее — занятия высиживать или по лесу бродить в поисках моего ангела.
Занятия доводили мою ярость до слепящего бешенства. Я слушала этого зазывалу в ангельские подразделения, и мне не нужны были ни его рекламные лозунги, ни плакатные лики. Я совсем другие лица перед собой видела — куда более знакомые и живые. И другие лица — человеческие: добрые и страстные, светлые и мрачные — которые предыдущий клоун изображал недалекими и мелочными существами.
В те дни я особо оценила свое удаленное от других студентов место в аудитории. Прорывалась, видно, ярость — Тень то и дело бросал на меня искоса настороженные взгляды. Я поняла, что нужно вести себя осторожнее — если еще совсем недавний человек что-то чувствует, то что тогда говорить об опытных ангелах?
После занятий я сразу поднималась и, не глядя по сторонам, тут же уходила — в лес. На своем обычном месте прогулок я больше не задерживалась — одного взгляда между стволами редких деревьев было достаточно, чтобы понять, что моего ангела там нет. Я пошла в одну сторону, в другую… Но не вглубь леса — там явно просматривались другие здания, в которых вполне могли оказаться те самые опытные ангелы, встречи с которыми мне нужно было избегать, пока я не возьму себя в руки. Вернее, не возьму моего ангела в руки — и не вытрясу из него ответы на все вопросы.
А вот на противоположной стороне я обнаружила нечто, что снова мгновенно напомнило мне о нем. Лес там был густой — с подлеском, кустарником, пнями и поваленными деревьями. Вот где ему было раздолье своей акробатикой заниматься! Там даже ручей нашелся — и я снова обругала себя последними словами. Почему я раньше сюда не пришла? Ведь мелькала же мысль, что нужно воду искать — здесь я бы давно уже все вспомнила!
Я была абсолютно уверена, что именно где-то там мой ангел и обосновался. Уверенности моей хватило на один день — я обыскивала эти лесные заросли до самого начала занятий. Потом пришлось полдня тренироваться в удерживании кипящей, слепящей ярости в невозмутимой оболочке.
К концу второго дня злость не оставляла меня уже и в лесу. Да куда он делся, в конце концов? Что за невозможная привычка вечно путаться под ногами в обычных ситуациях и исчезать, когда он больше всего нужен? Если уж отлучиться пришлось, записку нельзя было где-то оставить?
На третий день мое возмущение сменилось не менее удушающим страхом. Не мог он просто так исчезнуть. На земле он пропадал, когда его сюда вызывали, значит, здесь… Неужели ему пришлось срочно на землю возвращаться? Этому могла быть только одна причина. О Господи, что с Игорем?
Я все равно продолжала приходить в этот лес — чтобы хоть что-то делать. И всякий раз необходимость возвращаться на занятия была настоящим мучением.