Ангел тьмы

— Я хочу сам всего добиться, мне не нужны подачки! — упрямо твердил Том. — И если ты еще не растеряла все свои мозги, рекомендую забыть, что ты наобещала Фанни, и пусть девочка растет у супругов Вайс, тем более что все думают, что она их родная дочь. Из Фанни все равно не получится настоящей матери, дай ей хоть миллион в месяц, и тебе это известно не хуже, чем мне, Хевен.

— До свидания, Том! — с отчаянием прошептала я, чувствуя, что беспощадное время и обстоятельства украли у меня когда-то горячо любимого брата. Теперь я могла надеяться исключительно на Троя, но и он оказался не в лучшей форме, когда я позвонила ему.

— Скорее возвращайся домой, Хевен, — каким-то странным голосом сказал он. — Мне порой кажется по ночам, что ты мне только приснилась и мы больше никогда с тобой не увидимся.

— Я люблю тебя, Трой! Я не сон! Вот поговорю с Вайсами, и мы тотчас же поженимся.

— Я почти не слышу тебя, у тебя какой-то чужой голос.

— Это ветер шумит в проводах, я всегда его слышу. И я рада, что его слышит кто-то еще.

— Хевен… Ладно, я не хочу больше ни о чем тебя просить…

Первым же рейсом я вылетела в Западную Виргинию, в Уиннерроу, где на Мейн-стрит жил в квартире над аптекой Логан Стоунуолл.

Я испытывала судьбу, даже не догадываясь, что она уготовила мне. Знала, что рискую, но надеялась на силу денег, которые помогут мне вернуть одну маленькую девочку ее родной матери, и, возможно, в будущем она будет мне за это благодарна…

17. Всем напастям наперекор

В церкви пели, гордо вскинув подбородки в религиозном упоении. Люди вдохновенно и трепетно восславляли Господа Бога, и их торжественные лица напомнили мне о моем детстве — о той его поре, когда моей матерью была Сара, и жили мы в жалкой лачуге в горах Уиллис, и единственную радость для меня представляла любовь к Логану Стоунуоллу, а самыми счастливыми часами в жизни — те, которые мы с ним проводили по воскресеньям в этой же церкви.

Голоса поющих говорили о том, что для них это лучшие минуты в жизни, но особенно пронзительно и чисто, как мне казалось, звучали они вот в такие же, как и теперь, душные летние вечера, когда на небе то и дело полыхали зарницы. Высмотрев незанятое укромное местечко в последнем ряду, я потихоньку начала к нему пробираться сквозь толпу стоящих в проходе нищих, вновь чувствуя себя самой ничтожной тварью из отверженного всеми семейства презренных Кастилов.

Даже не верилось, что те же благозвучные голоса, ласкающие сейчас мне слух, звучали нередко грубо и резко. Хотя что в этом удивительного, ведь они принадлежали не ангелам, а простым смертным, способным сотрясать воздух отборной руганью и проклятьями. К моему удивлению, в этот вечер в церкви собралось довольно много народу из нашего поселка, хотя раньше, как мне помнилось, среди соседей находилось мало любителей толпиться в воскресенье в душном помещении. Одетые во все лучшее, они косо поглядывали в мою сторону.

Я поняла, что меня узнали, несмотря на все мои наряды.

И как прежде, они не желали принимать меня как равную: я поняла это по их молчаливой отчужденности, если не враждебности. И не будь я столь решительно настроена, то, пожалуй, ушла бы, потому что знала, что ни богатство, ни даже слава никогда не помогут мне завоевать их уважение или, на худой конец, доброе расположение. Для таких, как я, место в общественной иерархии было заранее предопределено незыблемыми традициями и закостенелыми устоями провинциальных обывателей. Руководствуясь ими, они и решали раз и навсегда, что хорошо и допустимо, а что дурно и неприемлемо.

Жители горных деревушек по-прежнему занимали задние скамьи, обитатели долины держались вместе в середине, а самые уважаемые и почетные граждане, участвующие в благотворительной деятельности или не скупящиеся на щедрые пожертвования церкви, восседали в первых рядах, ближе к Богу. И среди них была, конечно же, самая благочестивая и чопорная — Розалин Вайс, не отводившая ничего не выражающего взгляда от своего супруга, неторопливо и с достоинством поднимающегося на подиум. Сшитый на заказ дорогой черный костюм придавал его фигуре удивительную стройность, хотя ни для кого не являлось секретом, что преподобный Уэйланд Вайс обладает таким завидным аппетитом, что просто не может не прибавлять в весе менее десяти фунтов в год. Мне же показалось, что он остался таким же, каким я видела его в первый раз, когда мне было десять лет.

Сначала я собиралась остаться на том же месте, которое сразу же заняла, — возле входа, но вскоре из-за того, что дверь то и дело открывалась и закрывалась, впуская горячий воздух с улицы, мне стало там настолько жарко, что я потихоньку перебралась в середину третьего ряда. Не обращая ни малейшего внимания на прикованные ко мне негодующие взгляды, я невозмутимо достала из кармашка на спинке стула передо мной книгу гимнов, машинально раскрыла ее на 216-й странице и начала петь, громким, чистым и высоким голосом, потому что все Кастилы хорошо поют и любят петь, даже когда петь им не о чем.