Ангел в минуту дефекации

– Можно подумать, что ты мне веришь?!

– А я думала, что ты меня любишь!

– Я тоже так думал, – грустно вздохнул я и прижался к ней щекой. В ее висках далеким гулом отзывалась боль юного сердца, а я уже думал и знал, что к ней никогда не вернусь.

Так обманутые друг другом и людьми, мы неспешно зарывались во взрослую жизнь, ощущая призрачность любых надежд, наперебой твердящих нам о могуществе счастья…

Мы ни во что с ней уже не верили, и в этом была наша абсолютная безнадежность…

– Почему ты не смотришь мне в глаза, – ее голос дрогнул, и сама она изменилась в лице, словно страшная догадка прокралась ей в сердце, и теперь она с ужасом разглядывала ее.

– Это совсем не то, о чем ты думаешь, – я тоже ответил ей дрогнувшим голосом.

Еще бы немного и я заплакал, так не хотелось мне ее терять, но и оставаться возле ее вопрошающего взгляда было нестерпимо больно. А действительно, кто лучше, я или он?!

И языки, и пальцы, и руки, – все онемело в этой холодной метели под одиноким фонарем на нашей старой заброшенной улице, где ее односельчане уже доживали свой век… Как же он короток этот век… От любого мига или вскрика оборвется, оборвется раз и навсегда!

– Я не хочу жить, – сказал я.

– Да я, бля, тоже не очень то и хочу здесь все время ошиваться, – улыбнулся беззубым ртом Степан, – и опять ее улыбка в черной бездне откровенно разложившегося рта…

– Что опять к Светке на кладбище?! – сочувственно спросил Степан.

– К ней, к моей ненаглядной, – грустно улыбнулся я и пошел, молча сглатывая слезы… Соленые, они как кровь моего бьющегося сердца, пытались вырвать меня из жизни, закружить в безумном потоке смутного хаоса и унести назад к светящейся волшебными снами Светке…

И опять я под одиноким фонарем… Теперь этим одиноким фонарем стала для меня большая луна, в которой расплывалась моя огромная и беззащитная улыбка…

– Еще чуть-чуть и я уйду к тебе!…

– Дурак, живи еще сто лет!

– Сто лет я никогда не проживу,

Но путь к Тебе я обязательно найду!…

Невероятно, – зная о Вселенной все

Невероятно, – зная о Вселенной все,
Я в жизни даже часа не исправлю,
Чтоб укротить безумие свое,
По сути, разум мой сознанием расплавлен
И я не вправе изменить уже ничто…

Существованье в клетке держит зверя,

А если Бог и сам живет как зверь,
То я и сам себе уже не верю,
Ведь для меня всегда закрыта дверь…

Да, я ее открыл другим ключом,

Я стал хитрее Сатаны и даже Бога,
И всем могу сказать, – мы не умрем,
Мы все вернемся в мир волшебною дорогой
И этот мир еще сто раз перевернем…

А впрочем, он для нас хамелеон, —

Он изменяет облик постоянно,
Но в нем царит неписанный закон —
Наш разум оградить от Вечной Тайны,
Чтоб не нанести живым урон…

Так, зная день и час, когда умру,

Я смысл теряю в этом кратком мире,
А сознавая, что в другой уйду,
Хочу здесь задержаться, хоть в могиле,
Проникновенье сладостно в дыру…

Нет выхода, – везде один обман,

Мы изнываем в тьме существованья,
Ниспровергающий наш разум океан
Нам раскрывает области познанья,
Чтоб мы опять сошли с ума от Вечной Тайны…

Вечная тайна

Мужчина раздираемый когтями красивой женщины приходил ко мне как привидение из моего же мрачного прошлого… Он словно догадывался, что у нас с ним один Бог и одна на двоих Вечная Тайна, прикоснувшись к живым воплощениям которой можно сходить с ума, а можно хохотать до слез… Иные люди как падшие ангелы приходили оплакивать нас…

Главное, что у этого пространства не было стен кроме одной темноты, но все почему-то боялись от незнания вступить в нее…

Я же быстро нашел тревожную жизненность, проистекающую из лона любых печальных зверей, а поэтому готов был пропасть в каком угодно логове и отведать какого бы ни было зверя…