Ангел в сетях порока

Гарри не вымолвил ни единого слова, и я тоже не могла найти, что сказать. Уж не рассердился ли он? Но в душе я была уверена, что это не так.

Когда мы вернулись на Гровенор-сквер, еще слышались звуки оркестра, а в открытых окнах мелькали силуэты танцующих.

Он остановился, припарковал машину на другой стороне улицы. Потом повернулся ко мне и сказал:

— Теперь вам получше?

— Да, намного, спасибо.

Тогда он издал нечто вроде стона и, обняв меня за плечи, поцеловал.

Это было великолепно! И совсем не похоже на тот поцелуй, которым меня наградил Тимми.

Прежде чем я смогла вымолвить слово или даже сообразить, что происходит, он открыл дверцу машины, и оба мы оказались на тротуаре. Он взял меня под руку и повел в дом. Все происходило словно в тумане, и я не заметила, как оказалась среди танцующих в паре с лордом Росдином.

Не помню, о чем он болтал, что отвечала я и вообще отвечала ли что-нибудь. Но при первой же возможности пробралась к себе в спальню — к счастью, она была пуста, — заперла дверь на ключ и бросилась в постель.

И вот я лежу и думаю про Гарри, про его великолепный, изумительный поцелуй!

* * *

Гарри нет со мной рядом! Целый день я провела в ожидании его звонка.

Каждый раз, как звонил телефон, я прислушивалась, но звонили не мне, а тетушке Дороти. Наконец долгожданный момент наступил, и Ньюмен, дворецкий, провозгласил:

— Вас к телефону, мисс.

Я не успела даже спросить, кто звонит, только выдохнула: «Ох!» — и вылетела в будуар — там можно поговорить спокойно.

Захлопнув за собой дверь, я повернулась к письменному столу и выждала одну чудеснейшую минуту, прежде чем снять трубку.

До чего дивное ощущение возникает за миг до того, как собираешься услышать нечто абсолютно потрясающее!

— Алло… Это вы, Максина?

Тимми. Я чуть не заплакала от огорчения:

— А-а-а, это вы!

— Такое впечатление, будто вы разочарованы, — заметил он. — Это правда?

Мне, конечно, пришлось сказать, что, напротив, я очень рада слышать его голос, хотя на самом деле это было не так: мне безумно хотелось, чтобы позвонил Гарри!

— Сможете сегодня пообедать со мной? — спросил он.

Я согласилась — похоже, Гарри не собирается звонить мне.

Пробило семь. Скорей бы кончался этот кошмарный день! Напрасные ожидания звонка, бесконечные сетования тетушки Дороти на беспорядок после вчерашней вечеринки, злые слуги, уже второй день не имеющие ни минуты отдыха, и в довершение всего дядюшка Лайонел, вообще не явившийся домой.

В итоге я сказала Тимми «да», и он пообещал заехать за мной через час.

— Оденьтесь получше, — велел он, — и мы попытаемся произвести фурор!

Я сказала: «Хорошо», пошла наверх одеваться, но и оттуда прислушивалась к телефону, который трещит так громко, что даже до моей спальни доносится глухое жужжание.

Но телефон весь вечер молчал, а тетушка Дороти, почувствовав усталость, легла в постель.

Элинор помогла мне одеться, и я не смогла удержаться, чтоб не спросить у нее:

— Вы не знаете, сэр Гарри Стэндиш не звонил нынче?

— Нет, мисс, не звонил, — отвечала она.

Пребывая в самом мрачном расположении духа, я надела самое невзрачное платье, которое только нашлось в моем гардеробе, но даже самый плохой наряд до того хорошо сидит на мне, что это наблюдение слегка развеселило меня.

Тимми заехал за мной в прекрасном расположении духа и доложил, что собрал замечательную компанию и что мы побываем в самых разных местах.

Компания действительно оказалась весьма забавной, и если бы я была в настроении, получила бы большое удовольствие от этого вечера.

Однако я продолжала мучиться догадками, почему Гарри не позвонил.

Никак не могу поверить, что он обо мне совершенно забыл. Но, может быть, мой поцелуй означает для него так же мало, как для меня — поцелуй Тимми, и тогда в его молчании нет ничего удивительного.

Тимми решил во что бы то ни стало развеселить меня и настоял, чтобы я выпила два коктейля, а потом еще шампанского, после чего я действительно перестала переживать.

Мы побывали в нескольких клубах, прежде чем отправиться в один из самых что ни на есть экстравагантных, под названием «Синяя лампа», где все сплошь отделано красным, а вдоль белых бетонных стен расставлены железные стулья.

Единственным украшением на стенах оказалась гигантская фреска с изображением голых мужчины и женщины, и присутствующие вполголоса говорили друг другу, до чего тут жутко и что им не следовало сюда приходить.

Я не разделяла их чувств — мне вообще все казалось ужасно скучным.

Оркестр посредственный, женщины без макияжа, в простых твидовых костюмах и беретах на прямых, как солома, волосах.

Их, похоже, нисколько не интересовали окружавшие их мужчины, забавные и разодетые самым невероятным образом — в красных или черных рубашках и желтых галстуках в крапинку. Среди них был джентльмен в вечернем костюме, в его петлице красовалась огромнейшая орхидея, а на пальце — очаровательнейшее драгоценное кольцо. Правда, мне показалось, что все они выглядели немножко грустными и довольно вялыми — тут не было и половины того веселья, которое я могла наблюдать в других местах Лондона, которые посещала.