По-прежнему меня беспокоит Гарри. Он вмешивается в мои дела всякий раз, когда я начинаю обращать на кого-нибудь чуть больше внимания. Впрочем, я думаю, им движет вполне определенное желание — отплатить мне за то, что я стала невольной свидетельницей его любовной связи с тетушкой Дороти.
Новый молодой человек тетушки Дороти действительно очень мил. Предложил мне брать на верховые прогулки двух его пони для поло, когда пожелаю, и старается, чтобы тетушка Дороти всегда была в превосходнейшем настроении, так что в последнее время атмосфера в доме райская.
Благодаря дядюшке Лайонелу Поппи наконец получила работу секретаря у одного из членов Парламента, дядюшкиного знакомого. Поппи сияет от счастья. Она сняла крошечную квартирку в Вестминстере. Дядюшка Лайонел выразил желание полностью обставить ее. Поппи сначала отказывалась, но он настоял.
Девушка очень счастлива. Мы частенько с ней видимся: после работы она забегает ко мне поболтать, пока я одеваюсь к обеду.
Я хочу все рассказать Томми про Айвора и Поппи. Он, разумеется, страшно заинтересуется, тем более что я писала ему о них из Челси. Как жаль, что Айвора нет в живых. Я уверена, что Томми пришелся бы ему по душе, как никто из моих прочих приятелей.
Томми во многом напоминает мне Айвора — он так же ценит в людях откровенность и не признает никакого притворства. Только Айвор, пожалуй, был более суров и сдержан. Томми же натура артистическая.
Может, мне встретить его в «Кларидже» или подождать, пока он придет сюда? Думаю, встречу в «Кларидже».
Я хочу, чтобы первый раз он увидел меня не в моем новом окружении. Конечно, он удивится, до чего я изменилась.
Надену синее крепдешиновое платье — в нем я выгляжу очень изысканно. Хочу предстать перед ним взрослой, шикарной женщиной, а не школьницей.
Я ужасно взволнована и думаю, до чего будет мило выйти замуж за Томми и жить то в Париже, то в Лондоне. И мы сможем ездить в Нью-Йорк навещать его отца.
Сезон мы всегда будем проводить в Лондоне, а зимой совершать путешествие на юг — в Марокко или любое другое место, которое предпочтет Томми.
Никто не скажет, будто Томми женился на мне ради денег, потому что когда-нибудь он, как я полагаю, унаследует отцовский бизнес в Америке.
Господи, поскорее бы наступал завтрашний день!
Может, телеграфировать, что я его встречу? Нет, пожалуй, просто буду ждать в вестибюле. Вот будет здорово, если он меня не узнает!
Буду себе прохаживаться в роскошном и модном наряде, и если он меня не заметит, я подойду к нему сама.
— Знаете ли вы, кто я такая?
И он воскликнет:
— Боже милостивый, да ведь это Максина! Ты так прелестна, что я тебя не узнал!
Прекрасное начало! Именно так я и должна сделать!
Скорее бы наступало завтра! Вряд ли удастся заснуть нынче ночью…
По-моему, очень жалко, что люди не носят ярлычки, удостоверяющие их личность.
Вроде билетика на королевскую трибуну в Аскоте, только добавив побольше информации.
Я прекрасно знаю, что Томми очень известный художник, он сделал себе имя в Париже, но попробуй кому-нибудь в Лондоне объяснить этим его странную манеру одеваться!
Томми очень высокий и симпатичный, на американский манер, только, по-моему, все равно очень неприятно, когда в обществе на тебя глазеют.
Конечно, на это не стоит обращать внимание, тем более что большинство из окружающих нас людей ничем не примечательны. Однако они-то и составляют общество, в котором мы живем, а я, возможно, весьма малодушна, болезненно реагируя на критику со стороны своих друзей.
Хотелось бы мне принадлежать к числу тех, кто способен равнодушно воспринимать замечания в свой адрес и в адрес тех, кто мне нравится.
А Томми вызывал столько разговоров по поводу своих необычных галстуков и таких же экстравагантных костюмов. К тому же, как выяснилось, у него такой чудовищный американский акцент.
Увидев Томми, я первым делом подумала: до чего же не по-английски он выглядит! А он вопреки всем моим ожиданиям узнал меня с первого взгляда.
— Привет, Максина! Ты все такая же, ни чуточки не изменилась, — сказал он.
Какое разочарование! Я так старалась: все было продумано в деталях, я тщательно оделась, покрасила ресницы и губы — и все оказалось напрасным.
На Томми были непомерно широкий дорожный плащ и черная шляпа с гигантскими полями. Ни Гарри, ни Алек, ни любой другой известный мне мужчина так никогда бы не оделись. Если бы в тот миг кто-нибудь из знакомых зашел в «Кларидж», обязательно бы сказал:
— Что это за странный тип разговаривает с Максиной?
Знаю, конечно, все это ужасно глупо, и, когда речь идет о дружбе, стиль одежды не принимается в расчет.
И тем не менее у меня возникло чувство неловкости за Томми, хотя я была безумно рада видеть его и чуть было не бросилась ему на шею. Но не сделала этого, поскольку решила выглядеть взрослой и изысканной дамой.
Он крепко пожал мне руку, и мы отправились выпить коктейль. По дороге мы разговорились. Я только теперь понимаю, до чего мало знаю о жизни Томми — только что он художник и что Тельма — его сестра.