— Наверное, и дома забот хватает, — сочувственно произнесла Анна Николаевна, задерживая на Вареньке рассеянный взгляд, показывающий, что она думает совсем о другом.
— Хватает, — сухо подтвердила Варенька, расправляя складки передника и как бы стараясь этим занять себя на то время, пока гостья будет продолжать ненужные расспросы.
— Это хорошо, что вы воспитывались в такой обстановке. Трудности приучают бороться за свою судьбу. Я считаю трудовое воспитание… — Анна Николаевна вдруг замолчала, заметив слезы в глазах Вареньки. — Что с вами? Я вас чем-то обидела?
— Нет, нет, — Варенька через силу улыбнулась, — просто я очень устала.
— Понимаю, — сказала Анна Николаевна с растерянным видом человека, не способного ничего понять.
— Устала от тележки с грязной посудой, от швабры, от половой тряпки. Разве я не имею права жить, как все люди! Разве это справедливо! — Варенька вытерла слезы.
Анна Николаевна резко встала со стула — как бы для того, чтобы изменить положение, в котором ее слишком одолевали неприятные мысли.
— Я приехала сюда для того, чтобы… узнать ваши намеренья. Хотите ли вы?..
— Да, хочу. Хочу быть вместе с Володей.
Анна Николаевна терпеливо улыбнулась, разрешая себя перебить ради того, чтобы еще раз убедиться в искренних чувствах Вареньки.
— Я не об этом. Я спрашиваю, хотите ли вы, чтобы Володя ради вас развелся с женой и бросил сына?
Словно споткнувшись об эту поправку в вопросе, Варенька долго боролась с собственным лицом, чтобы не выдать подступившей обиды.
— Да, хочу, — глухо произнесла она.
Анне Николаевне тоже стоило заметных усилий не измениться в лице при этом ответе.
— Что ж, по крайней мере честно и прямо, — она встала и выпрямилась. — До свидания.
От растерянности Анна Николаевна забыла, в какую дверь вошла, и остановилась посреди комнаты.
— До свидания, — ответила Варенька, показывая ей нужную дверь.
На пороге их встретил Николай Николаевич.
— Уже обо всем побеседовали?
Он обеспокоенно посмотрел на Анну Николаевну, чье лицо выдавало большую неудовлетворенность беседой, чем безмятежное личико Вареньки.
— Да, хотя это было не слишком приятно, но зато полезно для нас обеих.
— Ты вела себя гостеприимно? — обратился он к дочери.
— Что вы! Ваша дочь просто ангел! — сказала Анна Николаевна, обращаясь к Николаю Николаевичу, но как бы проверяя эти слова на Вареньке.
Николай Николаевич понял, что не ошибся в своих тревожных подозрениях.
— Я провожу вас, — сказал он гостье, первой пропуская ее в дверь.
Анна Николаевна ответила благодарной улыбкой, показывающей, что она умеет ценить вежливое обращение, которого ей так не хватало при беседе с Варенькой.
«…и не будет никакого Тбилиси, и они вернутся в Москву, и все пойдет по-старому». Эта странная неожиданная мысль возникла тогда, когда Нина и ее мать посмотрели на свободную полку купе и разом отвернулись друг от друга, словно люди, опасающиеся столкнуться из-за того, что каждый стремится первым уступить дорогу другому. Обе представили, что в конце вагонного коридора сейчас покажется Володя, порвет в клочки их билеты, подхватит чемоданы, и не будет никакого Тбилиси, и они вернутся… и все пойдет… Да, да, эта мысль возникла именно тогда, а чуть раньше, на низкой заснеженной платформе перрона, в толпе, ожидающей подачи поезда, Нина об этом совсем не думала. Не думала и в такси, не думала и дома, укладывая в чемодан вещи. А тут возникло, обозначилось в сознании болезненным бугорком, и она поймала себя на желании, часто дразнившем ее в детстве: сорвать присохший к ране бинт и удовлетворить запретное любопытство к боли. После безуспешных попыток справиться с этим желанием Нина не выдержала и все-таки выглянула из купе, но в коридоре толпились лишь опаздывающие пассажиры, и вскоре один из них — сухопарый военный с обтянутым ремнями баулом — занял свободную полку:
— Вы позволите?
— Да, да, пожалуйста, — поспешно отозвалась мать и с
Этот вопрос мать задала с особой заинтересованностью, показывающей, что, разговаривая с попутчиком, она намеренно предоставляет Нине возможность сосредоточиться на своих мыслях. Военный ответил, что в Тбилиси он не едет, а сойдет на маленькой станции, где поезд стоит всего две-три минуты. Этот ответ почему-то разочаровал мать и заставил сочувствующе обернуться к дочери, как бы разделяя угаданное в ней разочарование.
— А вы до Тбилиси? — спросил попутчик, чтобы поддержать разговор, но мать лишь кивнула ему в ответ, теряя всякий интерес к беседе.
Военный посмотрел на часы и сказал, что до отхода поезда осталось десять минут.
— Скоро… скоро поедем, — отозвалась мать с довольным видом человека, уставшего дожидаться того, что неизбежно должно наступить.
— Скоро поедем! Скоро поедем! — обрадованно закричал Мишенька, но Нина одернула его:
— Замолчи!